— А вы не хотите осмотреть и Бухенвальд?
— Мне хочется отдохнуть. Мы так много ездили, что пора и остановиться. Я очень устал.
— Но ведь это совсем недалеко отсюда. Полчаса езды.
— Бухенвальд так близко от Веймара?
— Да, — ответил господин Фингл, — Бухенвальд — это почти окраина Веймара.
— В таком случае поедем туда завтра.
— Хорошо. Завтра утром…
В старой гостинице, где я жил, почему-то пахло аптекой. Может быть, поэтому у меня разболелась голова, и я всю ночь видел странные сны. Я видел узников, раздетых догола, измученных. Они стояли у своих могил в ожидании казни. Я видел палачей с оружием в руках. Потом снова узников…
Я проснулся утром с тяжелой головой, как после попойки. И вот, позавтракав, мы сели в машину и поехали в Бухенвальд. Стоял теплый солнечный день. В такие дни ощущаешь всю прелесть жизни. В такие дни хочется жить и радоваться.
Мы мчались по великолепному, гладкому шоссе. Вдруг наша машина резко затормозила: оказалось, лопнула шина. Пока наш водитель менял ее, я молча курил.
— Готово! — вскоре объявил он. — Пожалуйте в машину.
Я бросил окурок и сел в машину. Но господин Фингл сказал водителю:
— Одну минутку…
Господин Фингл растер подошвой окурок и сбросил его с шоссе. Усаживаясь, он пояснил:
— Мы, немцы, аккуратный народ. У нас нельзя бросать окурки на шоссе.
Я почувствовал себя виноватым:
— Прошу прощения… Хотя я уже много поездил по свету, но, видимо, еще не успел усвоить настоящую культуру. Я ведь человек деревенский…
— Натюрлих, — подтвердил господин Фингл. — Нельзя стать по-настоящему цивилизованным человеком за короткий срок. Мы, немцы, шли к цивилизации шаг за шагом, ступень за ступенью. Мы…
Он продолжал что-то говорить, но я его уже не слышал. Мне казалось, что сквозь шелест ветра я слышу горький голос:
«Вар… Вар… Где мои легионы, Вар… Отдай мне назад мои легионы, Вар»[13].
Но и Вар, и легионы Вара, и победители Вара давно стали прахом. Они давно превратились в траву, в зеленый ковер, покрывающий старые германские холмы.
Машина остановилась, и я услышал голос водителя:
— Приехали.
Мы вышли. Солнце, которое видело все, что произошло на земле с первого дня творения, осветило нас своим резким светом. Небо было ярко-синее, в нем плыло единственное легкое облачко. Был ясный погожий день.
Мы заплатили за вход в музей и поступили в распоряжение гида, который сам был когда-то узником Бухенвальда. Он все здесь отлично знал. Подведя нас к каким-то каменным постройкам, он пояснил:
— Вот здесь жила охрана — солдаты и офицеры. Отдельно, разумеется…
Я сказал:
— Многовато охраны, если учесть, что заключенные были совершенно безоружны и беззащитны.
— Да, солдат было много, — согласился мой спутник. — В охране лагеря была даже танковая часть. У нас, немцев, все делается основательно. У нас не любят шутить.
Мы увидели колючую проволоку. Длинные заборы из колючей проволоки. Куда ни взглянешь — колючая проволока.
— Когда лагерь функционировал, через эту проволоку пропускали электрический ток.
— Чтобы заключенные не могли устроить побег?
— Натюрлих…
Большие железные ворота. На них надпись, тоже из железных букв: «Каждому — свое».
— Каждому свое… Каждому то, что он заслуживает. Когда эти слова писал Гёте, он, вероятно, не предполагал, что они будут начертаны на воротах лагеря смерти.
— Натюрлих… Натюрлих…
За лагерем, на горизонте, — красивый лес… Немецкий лес… И снова стучат в мозгу навязчивые слова: «Вар… Вар… Где мои легионы?.. Верни мне мои легионы, Вар».
Мимо проходит большая группа туристов. Наш гид объясняет:
— Это немцы из северных районов. Они приехали посмотреть, что такое фашизм… К нам едут со всех концов Германии. Все хотят увидеть своими глазами, что такое фашизм…
Человек, который давал нам объяснения, не был ни в чем виноват. Я уж не говорю о том, что он сам пострадал от фашизма. Но я об этом забыл. Я раздраженно спросил:
— А во времена Гитлера они этого не знали? В те годы у них не было никакой возможности узнать, что такое фашизм?
Разумеется, мне никто не ответил. Вопрос был нетактичный, да и задан он был чересчур запальчивым тоном. Больше я никаких вопросов не задавал. Тем более что задавать их следовало кому угодно, только не нашему экскурсоводу.
13
Слова, приписываемые императору Августу, подавленному известием о поражении Вара в Тевтобургском лесу, где три римских легиона были истреблены германцами под предводительством Арминия в 9 г. н. э.