— Господин Фингл, что стало с женщинами, проданными концерну «Фарбениндустри»?
— Они умерли.
— Все?
— Натюрлих.
По мнению нацистов, этот факт уже не имел никакого значения, потому что женщины все равно были осуждены на смерть.
— Кто их осудил на смерть?
— Как кто? Режим.
— И опыты продолжались?
— Разумеется. Вот письмо дирекции «Фарбениндустри», в котором они просят прислать им новую группу женщин.
— И комендант лагеря, разумеется, выполнил новый заказ?
— Натюрлих…
Еще одна фотография. Снова убитые. Но эта фотография несколько отличается от других. Поле, на котором лежат трупы, почему-то находится под охраной солдат СС. Я не могу понять, что это означает: неужели кто-то опасался, что мертвые могут убежать?
— Не знаю, товарищ. Ничего не могу вам сказать по этому поводу. Не знаю…
Снова дерево. Уже не одно, а несколько. Это сад. Старый прекрасный сад с прекрасными ветвистыми деревьями. И на всех деревьях повешенные. Женщины. Только женщины. Среди них есть и старухи. Но большинство повешенных женщин молоды, очень молоды, Их волосы падают на плечи.
Вот фотографии, сделанные на оккупированной территории Советского Союза.
— Вы слышали о Зое Космодемьянской?
— Да, слыхал.
— Вот, посмотрите, как ее вешают гитлеровские солдаты. Они тоже смеются…
Я смотрю и на эту фотографию. Я вижу красивую девушку с гордым лицом. Ее вешают солдаты Гитлера. За что?
Виселица стоит на заснеженной земле. Небо покрыто тучами. Небо тоже белое, зимнее… Девушка, которую сейчас повесят, смотрит на меня с фотографии. Она очень похожа на свою мать. Я как-то видел мать этой девушки в аэропорту, в Праге. Я даже познакомился с ней. У девушки, которую сейчас повесят, на груди табличка. На ней что-то написано, но я не могу разобрать слов. Вокруг виселицы топчутся солдаты и офицеры. Их много… И все они собрались здесь, на заснеженном поле, чтобы посмотреть, как будут вешать русскую девушку. Все они, наверно, оставили дома сестер, дочерей, молодых жен. И вот они собрались, чтобы повесить девушку. Или чтобы посмотреть, как будут вешать девушку.
Чтобы посмотреть, как будут вешать девушку…
Чтобы посмотреть, как будут вешать девушку…
В Орадуре трупы и пепел… Трупы и пепел в Лидице… Трупы и пепел там, где когда-то было варшавское гетто… Трупы и пепел во всех странах, оккупированных солдатами Гитлера… Трупы и пепел во всех оккупированных городах…
Хайль…
Хайль…
Хайль…
— Почему хайль? Почему всегда хайль?
— Не знаю, товарищ… Так было принято…
Люди, тесно прижавшиеся друг к другу, как сардины в банке…
Люди, работающие под охраной солдат СС…
Люди, закованные в кандалы…
Убитые…
Снова убитые…
И снова убитые…
Штабеля трупов…
Горы трупов…
Этих людей расстреляли.
Этих повесили.
Этих удушили газом.
Пули, газ и виселица.
Хайль…
Хайль…
Хайль…
— Почему хайль? Почему столько жертв?
— Не знаю, товарищ…
— Нагайки, хлысты! Я никогда не видел столько хлыстов…
— Многих заключенных засекали до смерти. Видите? Здесь все сохранилось. Вещественные доказательства. Вот веревки, на которых вешали.
Я снова останавливаюсь, чтобы получше разглядеть одну необычную фотографию. На ней ребенок по имени Стефан Цвейг. Странное совпадение. Точно так же звали знаменитого писателя. Стефан Цвейг, изображенный на фотографии, родился в 1942 году. Он был самым молодым обитателем лагеря.
— Он жив?
— Нет.
— Он умер в лагере?
— Да.
— Его убили?
— Натюрлих…
…Новая фотография. На ней тоже дети. Их много. Им всем по четыре или по пять лет. И у всех на руке татуировка — лагерный номер.
Наш гид добросовестно выполнял свои обязанности. Он не пропустил ни одной детали, ни одного экспоната. Он показал нам и абажуры.
— Что это за абажуры?
— Посмотрите внимательно.
— Я смотрел… На одном абажуре идиллический рисунок — пастух и пастушка. На другом — древнегерманский волк.
— Рисунки выполнены хорошо. Отличные рисунки.
— Натюрлих. Они сделаны на человеческой коже. Это ведь не простые абажуры. Это те самые, которые фигурировали на Нюрнбергском процессе.
Наконец мы заканчиваем осмотр. И выходим на свежий воздух. У меня кружится голова. Я глубоко вздыхаю и пытаюсь успокоиться. Но это напрасно. Еще рано успокаиваться. Мы еще не все видели. Мы еще не прошли все круги ада. Господин Фингл показывает мне какую-то постройку. На вид ничего особенного: небольшой дом с тремя окнами. Крыша под красной черепицей. Вся постройка окружена высоким глухим забором. Очевидно, там есть и двор. Но отсюда его не видно.