Наверно, у этой волчицы очень сладкое молоко, подумала девочка. Глядя на волчицу, кормящую детей, Сармиза вспомнила, что она голодна. Если бы она смогла влезть на столб, она отстранила бы одного из этих ненасытных мальчишек и сама попробовала бы молока. И она сказала матери:
— Будь у меня лестница, я бы влезла туда и тоже попила молочка. Это, наверно, добрая волчица, она не кусается…
— Да, она не может кусаться, деточка. Это неживая волчица. И дети тоже неживые. Это статуя. В городе есть еще и другие статуи, ты их потом увидишь.
— Они все неживые?
— Все.
И она снова внимательно посмотрела на волчицу и заметила, что та и в самом деле неживая: сидит неподвижно и не дышит и глаза у нее не мигают. И дети тоже сидят неподвижно, и глаза у них тусклые. Напрасно она им завидовала. Волчица неживая… А если она неживая, тут уж ничего не поделаешь…
Испуганный Лабуш притулился у ее ног, и она тихонько гладила его по спине. Пес дрожал… Может, он дрожал от радости, а может, и от страха — кто знает? Она вспомнила родное село, его ей было не жалко. Жалко было только речку, которая все время словно рассказывала людям какую-то бесконечную сказку, и зеленую траву, блестевшую по утрам от капель росы.
Много людей проходило мимо них. Иные останавливались, молча смотрели на отца, на мать и шли дальше. Среди прохожих были старики и молодые, от некоторых пахло цуйкой. Были тут и цыганки в пестрых шалях, с монистами на тонких загорелых шеях. Были и мальчишки, грязные, оборванные, босые. Они держали в руках корзины или большие лотки и кричали во весь голос:
— Бублики! Горячие бублики! Горячие бублики!
— Плацинты! С брынзой! Горяченькие! Плацинты!
Мальчишки подходили к ним, совали под нос свой товар. Люди, сидевшие на тротуарах, смотрели и отворачивались. Видно было, что многим хотелось протянуть руку и взять бублик или плацинту, но никто этого не делал. Никто не смел протянуть руку.
— Денег нет… Отходи, не дразни понапрасну, денег нет…
— Бублики! Горячие бублики!
— Плацинты с брынзой! Горяченькие!
— Плацинты! Горячие!
Она вопросительно посмотрела на отца, потом на мать. Но оба сделали вид, что не понимают ее взгляда.
Вдруг к ним подошел какой-то человек — низенький, толстый, с длинными усами. В руках у него была палка, на голове — шляпа.
— Ищешь работу? — спросил он отца.
— Да, господин, ищу…
— Что ты умеешь делать?
— Работать руками, господин. Только руками.
И он показал свои руки, огромные, черные, мозолистые, потрескавшиеся от работы руки крестьянина. Но господин в шляпе даже не посмотрел на них. Он только спросил:
— А ремесло какое-нибудь знаешь?
— Нет, господин. Ремеслу не обучен.
— А мне нужен кузнец.
— Нет, господин. Я не кузнец.
Господин в шляпе ушел. Но вскоре пришел другой, Этот тоже почему-то был маленький и толстый. И у него был более сердитый голос:
— Что ты умеешь делать? А? Что умеешь?
— Обрабатывать землю.
— А еще что?
— Это все, господин… Я умею работать на земле.
— А мне нужен жестянщик.
С третьим работодателем отец договорился.
— Что умеешь делать?
— Обрабатывать землю.
— Откуда родом?
— Из Арджеша.
— В огородничестве понимаешь?