— Продолжим вчерашний разговор, товарищ санитар? Мы тогда остановились на советах, которые Иисус Христос и богородица дают избирателям по случаю выборов. Так, кажется… Ну а что же еще? Не может быть, чтобы в избирательной кампании участвовал только Христос. Кто еще принимает в ней участие? О каких еще событиях рассказывает молва?
Санитар тотчас согласился с Орошем:
— Вы угадали — не только Христос действует в нашем уезде. Есть и другие. И живые и мертвые. Вот, например, в, скиту Молифт даже святой Софроние, изображенный на старинной иконе, вдруг заплакал. Настоящими большими слезами, как ребенок. Монахи и монахини сразу же разошлись по селам, приглашая всех прийти и посмотреть своими глазами, как плачет святой. «Приходите поскорее в скит Молифт, и вы увидите слезы святого… Вы увидите, как плачет святой Софроние от сострадания к бедам и горестям нашего несчастного отечества». А в селе Ватра… О, в селе Ватра произошло нечто еще более удивительное: одна корова родила теленка с шестью ногами… А куры попадьи из деревни Пырул Ротат снесли яйца, на которых был крест… Но и это еще не все. По всему уезду происходят чудеса и таинственные явления. Скорый поезд из Ясс был остановлен в пути крылатым человеком, а когда пассажиры выглянули в окна, крылатый им сказал: «Держитесь и не сдавайтесь. Через недельку-другую мы высадимся в порту Констанца и спасем вас от коммунистов». Сказав это, он улетел и словно испарился в воздухе…
— Вот чертовщина! — сказал Орош. — Человек о крыльями, останавливающий поезда? Ловко придумано.
— Надо немедленно послать товарища Лалу в скит Молифт, — сказал Цигэнуш. — Пусть наведет там порядок. А что касается попадьи из Пырул Ротат… ее, пожалуй, не стоит пока беспокоить.
— Пока? — переспросил я. — Почему пока?
Цигэнуш усмехнулся:
— Уж очень ты наивен, товарищ кандидат в депутаты. Ужасно наивен. Пока что мы попадью не тронем. Подождем до выборов.
— И все-таки я не понимаю, — упорствовал я. — Что ты имеешь в виду…
Я не успел закончить фразу. С улицы послышались крики. Кто-то кричал густым и прерывистым басом:
— Стойте!.. Стойте!.. Остановитесь!..
— Остановились! — отвечал чей-то веселый голос. — Не волнуйтесь, это мы, Гынжи. И мы привели его с собой…
Это и в самом деле были Гынжи — человек восемь, если не больше, все промокшие и испачканные, словно вывалянные в грязи. Они вошли в комнату, ведя за собой человека, которого я не сразу разглядел, так как он тоже был весь покрыт грязью: не только одежда, но и лицо его было вымазано до неузнаваемости. Он был высок, сухощав, с широким и плоским лицом, несколько напоминающим лопату. Под левым глазом у него темнел огромный «фонарь». Глядя на облепившую его грязь, я подумал, что Гынжи, вероятно, повалили его на землю. Хорошо, что они его не убили. Входя в примарию, он остановился на пороге, но кто-то сильно толкнул его в спину, и он буквально ввалился в комнату.
— Почему вы меня толкаете? — спросил он с нескрываемой злобой. — Как вы смеете меня толкать?
Цигэнуш, который лежал, закинув руки за голову, забыл о боли и, сделав усилие, приподнялся и спросил:
— Где вы его поймали? Молодцы! Наконец-то он в наших руках!
— Мы устроили засаду, — сказал один из Гынжей, человек уже немолодой, с обкусанными усами и густой черной бородой. — На краю села мы протянули веревку поперек шоссе и привязали ее к деревьям. И вот он попался — лошадь споткнулась о веревку, а он пулей вылетел из седла. Лошадь-то, наверно, сломала ногу, она уже не встала…
— Оставь лошадь в покое, — нетерпеливо перебил его Цигэнуш. — Лошадь меня не интересует…
— Да-да, — подтвердил рассказчик. — Лошадь-то мы, конечно, оставили на шоссе, а сами набросились на этого… Повалили его на землю, слегка примяли, потому что он хотел драпануть и даже схватился за пистолет… Вот он, пистолет.
Орош протянул руку и взял оружие.
— Это не пистолет, а парабеллум. Бьет на большое расстояние и с большой точностью.
Орош вынул из кармана пулю, которую нашел на полу, и, повозившись с парабеллумом, удовлетворенно сказал:
— Подходит… Точь-в-точь подходит…
Человек, вывалянный в грязи, сказал с явной издевкой:
— Еще бы! Ведь это я стрелял… — Оглянувшись и увидев меня, он продолжал: — Ага! Ты тоже здесь? Я и не подозревал, что у тебя хватит смелости забраться в такую глубинку, товарищ щелкопер!.. Эх ты, несчастный!.. Значит, ты и в самом деле стал прислужником коммунистов и они послали тебя в Телиу… Хочешь, чтобы тебя избрали в парламент от нашего уезда? Ловко!.. А скажи на милость, какое отношение ты имеешь к Телиу?.. Что общего между тобой, бухарестским газетчиком, и нашим уездом?