Когда мы закурили и почувствовали себя почти что счастливыми, в комнату вошел еще один цыган — приземистый, коротконогий человек с изрытым оспой лицом; ко всему он был еще и горбат, но держался уверенно и с большим достоинством.
— Вашего товарища, — сказал он, — вашего раненого товарища я оставил в примарии с двумя Гынжами. Он пытался позвонить в Телиу по телефону, но разговор не состоялся — того, кто был ему нужен, не оказалось на месте.
Обернувшись к хозяйке, горбун приказал:
— Замбилика, дорогая, подай еще вина — я тоже хочу чокнуться с гостями. Этих гостей прислало нам правительство, а мы ведь всегда голосовали за правительство. Мы и теперь будем голосовать за список правительства…
Замбилика пошла за вином, а Лаурика принесла еще буханку хлеба. Орош тем временем взял свой плащ и отправился в примарию проведать Цигэнуша. Вместе с ним ушли и Гынжи. Я чокнулся с горбатым цыганом, и вскоре он поднялся и тоже куда-то ушел. Я остался в комнате наедине с толстой цыганкой, которая продолжала курить свою трубку. Какое-то неясное чувство говорило мне, что не следовало оставаться наедине с этой женщиной. Но я посмеялся над своим туманным предчувствием и, не найдя другой темы для разговоров с ней, снова спросил о том, что случилось во время свадьбы — как это ее зять решился уйти и оставить невесту?
— Сейчас все расскажу, — ответила Замбилика. — Сейчас ты все поймешь, миленький. Так вот, стало быть, несмотря на ветер и дождь, свадьба у нас удалась на славу. Сегодня в полдень свадьба еще была в самом разгаре. Двенадцать музыкантов, двенадцать наших цыган, все как один мастера, играли на нашей свадьбе. Играли так, что женщины плакали. Все наши цыганки плакали… Плакала и веселилась родня моего мужа Стурзи. Плакала и веселилась родня зятя, Минотара Харлапете. Да и у меня самой текли слезы… Но у матери невесты на свадьбе не остается времени ни для слез, ни для веселья — я принимала гостей. И вдруг откуда ни возьмись появились эти два вора-разбойника!..
— Босоанка и батюшка Калистрат Грэмада?
— Они самые.
— Харлапете давно знал Босоанку?
— Ох, господин товарищ, сразу видно, что ты чужой человек. Кто же в наших местах не знает боярина — вора Босоанку?
— А разве Босоанка боярин?
— По кошельку он важнее любого боярина. По власти — важнее префекта. Дело известное: у тебя хорошие отношения с Босоанкой? Значит, с тобой и сам господь бог. Ты наступил Босоанке на мозоль? Значит, и сам господь бог тебя, не спасет. Все боятся Босоанки. Все до единого. Это у него, у разбойника, Минотар Харлапете одолжил деньги на свадьбу. На деньги Босоанки Харлапете выторговал нашу Лаурику.
— Как так — выторговал?
— Известное дело — купил… Таков наш обычай. Зачем же мы вырастили нашу Лаурику? Чтобы выдать ее замуж. Чтобы взять у жениха побольше монет.
Замбилика игриво улыбнулась и, глядя мне в глаза, добавила:
— Меня-то ведь тоже в свое время продали моему мужу — Стурзе. Ах, какая я была молоденькая, когда меня купил Стурзя! Какая я была тоненькая…
В комнату вошла Лаурика. Она села рядом с матерью и стала расстегивать туфли. Все невесты в день свадьбы страдают от своих туфель… Глядя на Лаурику, я обратил внимание на цвет ее глаз — зеленый, как и у матери. Значит ли это, что она похожа на мать? Нет, вряд ли… Голова толстой цыганки поражала своим безобразием: жирные щеки, короткий нос, заплывшие глазки, два подбородка… А фигура… Замбилика напоминала откормленную свинью… Сравнение не больно лестное, но другого мне не подобрать…
Я закурил, а Замбилика продолжала рассказ:
— И вот появился Босоанка. Бог ты мой — как будто его, разбойника, выкупали в луже. Но гонор прежний. Не слезая с коня, он потребовал, чтобы Минотар Харлапете вышел из дому. Услыхав голос Босоанки, мой бедный зять побледнел, как будто его позвала смерть. Я сказала: «Не выходи!.. У тебя нынче свадьба. Какое тебе дело до этого вора? Разве ты ему слуга?» — «Я ему не слуга, — сказал Харлапете, — но я обязан идти. Если Босоанка меня зовет, я обязан подчиниться». Больше он ничего не сказал и вышел на улицу. Увидев его, Босоанка скомандовал: «На коня!» И сам же чуть ли не силком втащил его в седло. «Едем!» И они уехали. Все трое. Мой зять даже не оглянулся… Ну, что ты скажешь? Видано ли такое дело? Свадьба осталась без жениха…