— Интересная фотография, не правда ли? Моя жена не поверила своим глазам. Она англичанка. Я специально привел ее сюда, чтобы она тоже это видела… Замечательное фото.
— Да, товарищ префект, — ответил я, очнувшись. — Эта фотография, несомненно, представляет большой интерес.
Около префекта стоял молодой, но уже лысеющий брюнет с черными усиками, черными глазами и красными веками. Префект познакомил нас:
— Это доктор Дарвари! Товарищ Дарвари наш хирург, ему даже присвоили кличку мясник. — Префект хлопнул доктора по плечу и добавил: — У него хорошая рука, у нашего «мясника». Правда, тяжеловатая…
Доктор Дарвари протянул мне руку:
— Дарвари. Гораций Дарвари.
Только теперь я заметил в конце коридора и Лику Ороша. Он снимал с себя мокрый плащ.
Когда доктор Дарвари ушел осматривать Цигэнуша, префект Бушулянга спросил:
— Позвольте и мне удалиться! У меня, знаете ли, молодая жена, англичанка. Я бы не хотел заставлять ее ждать.
— Не надо оправдываться, — сказал Орош. — Ступайте туда, где вас ждут.
— Видите ли, — продолжал префект, — надо принять во внимание одно обстоятельство. У всех нас, я имею в виду тех, кто женился еще до победы над фашизмом, имеются известные трудности с женами. Они не понимают нашего нового ритма работы, не разбираются в новых формах нашей деятельности. Другими словами, у наших жен своя, старая психология, и трудно, очень трудно их в чем-нибудь переубедить. А как раз сегодня мы с женой приглашены в гости. Так что я вынужден с вами попрощаться. Передайте мой привет товарищу Цигэнушу. Я желаю ему скорейшего выздоровления.
Орош молчал. Я сказал вместо него:
— Мы передадим ваше пожелание. Спокойной ночи.
Префект ушел. Я спросил Ороша:
— Почему ты так долго?
— Я не мог найти Дарвари. Мобилизовал чуть ли не весь партийный актив и разослал людей по всему городу. Но Дарвари оказался за городом, в Тырнаве, за рекой, на чьей-то даче. Не так просто было увести его оттуда — шла крупная картежная игра… Судя по отзывам, Дарвари — хороший врач, однако нас он не любит. Однажды он сказал мне открыто: «Если б вы, коммунисты, не пришли к власти, я бы разбогател. Я сделал бы блестящую карьеру и в конце концов получил бы кафедру в университете».
Я усмехнулся:
— Кажется, он прав… Мы многим испортили карьеру. Но что делать? Иначе мы не могли.
В коридоре снова появился Дарвари. Он был уже в белом халате и белой шапочке и выглядел теперь совсем иначе, чем в обычном костюме. И разговаривал он иначе: с нарочитой сухостью и не глядя на собеседника.
— Я прошу вас пройти в операционную, — сказал он, — и поговорить с вашим другом. Ему нужно с вами посоветоваться. А потом сообщив мне о вашем решении. Ранение оказалось тяжелее, чем я думал. Это серьезный случай, очень серьезный…
Мы поспешили в операционную. Цигэнуш лежал на металлическом столе с обнаженной раной. И мы увидели его раздробленное колено. Оно выглядело ужасно. Но еще ужаснее был тяжелый, зловонный запах, который шел от раны.
Увидев нас, Цигэнуш сделал попытку приподняться:
— Доктор Дарвари уверяет, что нужно ампутировать ногу. По его словам, другого выхода нет. Во всяком случае, он не видит другого решения.
— Мрачноватое решение, — пробормотал Орош.
Доктор Дарвари стоял в дверях. Он все слышал.
— Что же прикажете делать? — спросил он сухо. — Ничего иного я предложить не могу, господин Орош. И я обязан вам сказать, что промедление опасно. Состояние пациента ухудшается, и он рискует жизнью…
— Значит, дело дрянь? — спросил Цигэнуш.
— Дрянь не дрянь, но положение серьезное.
Цигэнуш пристально посмотрел на нас:
— Что вы скажете?
Орош ответил:
— Вполне возможно, что доктор прав.
Цигэнуш помолчал. Потом он посмотрел на Дарвари и сказал совсем просто:
— Хорошо — я готов.
— Прекрасно, — сказал Дарвари.
Цигэнуш сделал попытку пошутить:
— Я как-то слышал, доктор, что в городе вас называют мясник… Ну что ж, освежуйте меня, если нет другого выхода.
Он говорил спокойно, он пробовал шутить, но лицо его сильно побледнело.
Доктор Дарвари ответил сухо и неприязненно:
— Я освежую вас по всем правилам науки, господин товарищ. И с максимальным искусством, на которое я способен… Надеюсь спасти вам жизнь.
Цигэнуш вздохнул:
— По правилам или без правил, а я останусь без ноги.