Хотя Таавт исповедовал веру, в корне противную моей, он с пылом взялся за это задание. Вероятно, ему было все равно, каким богам строить храм, лишь бы строить. Или ему просто не нравилась манера, в какой возводились святилища на Керне, и он перебрался на материк, чтобы поискать новых путей. Храм, каким он его видел, отчасти напоминал Дворец Справедливости, но был меньше и легче, открытый с трех сторон. На небольшом возвышении — так, чтобы не походило на пирамиды. Любимый цвет кернийцев — белый, и здесь Таавт не отступил от общего правила, но колонны он предполагал отделать лазуритом.
Я вспомнила, что украшения Ихет были из этого камня, многими почитавшегося чрезвычайно дорогим. В Черной Земле он вообще считается мерилом ценности всех самоцветов. А у атлантов лазурный цвет, как священный, служил признаком принадлежности к жречеству.
И спросила его, где же он добудет столько лазурита, неужто надо будет за море корабли посылать? Или здесь есть каменоломни, о которых мне неизвестно?
Оказалось, ни то, ни другое. Царский дворец в Керне достраивался на протяжении многих правлений, еще когда торговые караваны ходили в Черную Землю, и на Крит, а уж в этих государствах можно раздобыть что угодно, хоть шкуры Семи духов Бездны.
И строительное ведомство дворца, где раньше служил Таавт, располагает достаточными запасами мрамора и лазурита.
— Неужели Хепри ничего не строил? — спросила я.
Ведь в последние годы торговля замерла, и запасы должны были истощиться?
Таавт отвечал, что покойный царь не столько возводил новые постройки, сколько подвергал переделке доставшиеся ему в наследство. А лазурит он вообще не трогал, не нравился ему этот камень, для отделки предпочитал он металлы — золото, электрон, Дочь Света, наверное, сама помнит…
— Какой еще камень, — полюбопытствовала я, — имеется у дворцового ведомства?
Алебастр, — ответствовал Таавт, — белый и желтый, его чаще всего и использовали при правлении Хепри. Павлиний камень, на Кри-те его еще именуют «мальва»… Не знаю, как его называют в других краях, но в Земле Жары из него делают зеркала, а здесь, на побережье — он деликатно кашлянул, — копья и серпы. И он далеко не всегда черный, как смола, бывает зеленый, красный, пятнистый или переливчатый, радужный. Красивый, но хрупкий. И мраморный оникс, который пропускает свет. Порфир — черный, лиловый и вишневый. Раньше им отделывали храмы изнутри, но потом объявили царским камнем. Не многим по ценности уступает ему полосатый яшпей из Черной Земли. И, конечно, песчаник и гранит — всех расцветок, о них говорить не стоит…
— Почему же, стоит, — заметила я. — Мне по сердцу задуманное тобой, Таавт, и ты можешь везти сюда лазурит и мрамор, и алебастр, и все, что сочтешь нужным. Но мне желательно также, чтобы при отделке храма был использован красный камень. Тебе виднее, какой — порфир, гранит, или кварц — он, наверное, у вас тоже имеется.
Таавт не стал возражать, хотя, наверное, недоумевал. Они там, у себя на Керне, давно позабыли священный смысл названных цветов. Белый, красный и синий. Дева, Матерь, и Не-называемая. Даже племена побережья смутно помнили это, как. бы ни извратились в их стране остальные обычаи. И хотя наш народ чтит Деву, мы никогда не забываем, что Дева — лишь одна ипостась Святой Троицы, и не отрицаем тех, что отражены в других цветах.
Но предстояло еще решить вопрос об убранстве храма. Редкое святилище обходится без статуй и барельефов — как у нас в Темис-кире. Но здесь я не желала их видеть. Достаточно их на Змеином Болоте и на острове. Однако я понимала и то, что здесь — не Темискира, прихожане у храма будут совсем иные, и им потребуются зримые символы божества, дабы поклоняться им. Почти всегда (то изображения змеи, Трехликой Луны, а также упомянутой мной раньше звезды Денницы, которой я не увидела на Змеином Бо-лоте, и чьим именем меня упорно титуловали горгоны, а также нелюбимой ими пчелы. Кстати, в разных диалектах побережья пчела называлась либо «тар», либо «кар», либо «кер», и так же здешний люд именовал Богиню. Поэтому стоило призадуматься, не родственны ли наименования враждующих народов
Помимо вышеназванных, в число изображений необходимо было внести солнечный диск, как напоминание о том, что Богиня имеет не только ночное, но и дневное лицо, и что она властвует не над одними лишь синими тьмы и тени, как настойчиво внушалось кик атлантам, так и горгонам. Когда они осознают, что трон Богини — везде, им не понадобятся храмы, но до того должно пройти довольно времени. Пока же, атланты, привыкшие созерцать изображение солнца на стенах своих дворцов и святилищ, не будут чувствовать себя здесь чужими.
Единственная, с кем я могла поделиться подобными соображениями, была Ихет, но та по-прежнему не выезжала с острова.
— Да так ли уж они неправы? Конечно, не следует доводить дело до крайности. И я понимаю, что не все люди способны на подобное. Но тем, кто окружает тебя и служит тебе, не следует иметь никаких привязанностей.
— Как жрицы.
— Как жрицы. Или как твой Боевой Совет. — Это совсем разное, Митилена.
— Нет, одно и то же.
— Боюсь, ты все же ошибаешься. Боевой Совет исполняет приказы Военного вождя, но не служит ему. Нельзя путать такие вещи.
— Я и не путаю. И, в отличие от горгон, не собираюсь смешивать Богиню с ее служительницами. Но большинство людей склонно не отличать их друг от друга. Так почему же этим не воспользоваться?
— Мы сильно отвлеклись от первоначального нашего разговора.
Митилена покачала головой.
— Вовсе нет. Я предупреждаю об опасности, которая может тебе угрожать. И называю средство против этой опасности.
— Ты не назвала ни единого доказательства в пользу своих догадок. Женщина вступила в замужество и ждет ребенка… это все?
— Тебе недостаточно? Хорошо. Я добуду тебе доказательства. Только дозволь переговорить мне об этом с Хтонией, Кианой и Никтой, когда та вернется.
— Согласна. Но сомневаюсь, что они разделят твои подозрения.
Беседа эта оставила у меня гнетущее чувство. Не потому, что Митилена заподозрилабрата с сестрой в измене. Но потому, будто ей желалось, чтобы основное ядро наших сил состояло из каких-то фанатиков. При том, что сама Митилена фанатичкой не была. Так же, как и Мормо.
Однако я стряхнула с себя это ощущение, словно налипшую на кожу паутину, и вернулась к делам, благо их было более, чем достаточно.
Странно — после краткого сражения из-за канала, которое и войной-то назвать затруднительно, мы совсем не воевали в те месяцы. Л Землю Жары населяют отнюдь не только мирные народы. К северу от нас и вовсе располагались такие государства, что по соседству с ними лучше спать с мечом в руках, положив щит под голову — Черная Земля и империя Хатти.
Соседями, предположим, они были не близкими, их отделяли от нас пустыни, горы, царство Дамашки и страна Ханаан (на самом деле это полтора десятка мелких княжеств — Гезер, Шхем, Гивон, Лахиш, Рубуту, Башан, Баалат — все сразу и не упомню) и снова пустыня. Но все эти земли подвластны Черной Земле, царьки их и князья — верные псы Высокого Дома. И стоит хозяину приказать им: «Ату!», как они ринутся исполнять его волю.
Империя Хатти — еще более удаленная от нас — государство хищное, хорошо вооруженное, и вдобавок там какие-то вечные неурядицы с верховной властью, а подобные неурядицы прежде всего разрешаются войнами. Так что от хатти неприятностей ждать можно было еще с большим успехом, чем от Дамашки или, скажем, Элама.
Но ничего подобного не случилось, вероятно, к огорчению иных советниц, вроде Аэлло или Никты. То ли не дошли до иноплеменных царей вести о падении Хепри и событиях вблизи Великих мелей, то ли заняты были эти достойные правители собственными интригами и распрями. Не появились на побережье ни тяжелые колесницы, несущие копейщиков, ни отряды пехотинцев с кривыми кхопешами и щитами о семи кожах (верхом в названных странах, как и в Алии, воины не ездят) и паруса военных кораблей не возникли над кромкой горизонта.