— Ну, может и нужен, но ко мне они не обращались с такой просьбой, да и нет тут безработных священников.
— А вы с командованием поговорите. Я бы к вам в полк с радостью пошел. Оно, конечно, неверующих да насмешников у вас тут хватает, но дух истины жив в душах! За справедливость люди на смерть идут, за правду. Значит, души к Богу тянуться, надо только глаза им открыть да путь указать.
— Интересно у вас получается, святой отец. Столько лет "многие лета" царю пели, молиться за него паству призывали, а теперь к тем самым революционерам, которые помазанника божьего скинули, служить рветесь. "Многие лета" нынче, небось, Временным поете? А как же присяга, государю? — не удержался я от подколки.
— Помазанник? — глаза батюшки, до сих пор излучавшие благость и любовь к ближнему, вдруг стали злыми и колючими. — А что церковь от этих помазанников хорошего видела?! Сперва все имения церковные отобрали, а потом и вовсе за горло взяли похуже нехристей!
Петра уже трясло от нескрываемой ненависти.
— Ведь, как патриарха не стало, так иго на русское православие возложили хуже, чем агарянское над константинопольской церковью! Те хоть патриарха и убивали порой, но в учение не лезли и управлять церковью не пытались. Романовы эти, с Петра начиная, вовсе всякую русскость растеряли, а вместе с ней и присущую всякому русскому человеку богобоязненность! — Батюшка перешел на взволнованный шепот — Ведь иноверцев сажали Православной Церковью управлять, вере нашей в поругание! Всех верных примучили да по окраинам разослали, одних лизоблюдов да подхалимов в митрополиты выводили!
Да уж, удивил святой отец, похоже, какая-то личная обида в душе у него была, обошли его когда-то с саном или местом хорошим. Уж больно искренне он царскую власть ругал с Синодом вместе.
— Да и в Писании сказано, что когда просили евреи царя у Господа, вразумлял он их, говоря, что лишь ермо на выю свою получат!
— Правда? Не знал.
Отец Петр посмотрел на меня с изумлением. Блин, похоже, опять спалился. Сейчас же любое образование в себя включает слово божье.
— У меня память после контузии отшибло. — Тут же попробовал я отмазаться.
— Бывает, видал такое ни единожды. Не отчаивайся, Господь милостив, будешь молиться усердно и память к тебе вернется.
— Да я и не отчаиваюсь как-то… — пожал я плечами.
Батюшка вспомнил, что общается с командиром малов-еров и махнул рукой на мою непочтительность к предложенному средству исцеления амнезии. Он еще пытался убеждать меня в своей необходимости, но как-то без огонька. Видно сбился с настроя. В итоге я пообещал ему, что если верующие полка придут с просьбой включить его в штат, то приму непременно.
В том, что такого прошения не будет, я был уверен процентов на двести-двести пятьдесят примерно, но даже если, паче чаянья, чудо свершиться, то отказываться от слова я не собирался. Уж больно занятный персонаж был отец Петр, такого в музее показывать надо. Вот, другой сказал бы "в цирке" или "на ярмарке, как медведя ручного", а я человек почти интеллигентный, коренной ленинградец-питербуржец, как-никак, я больше к высокому тяготею, так что про музей подумал.
Поскольку прятаться было больше не от кого, а от споров трофейщиков уже голова пухнуть начала, то я решил провести остаток дня на своем командирском месте, в штабе. Как оказалось вовремя. Меня там уже минут пять ждало высокое начальство, а посыльный не мог безнадежно пропал в станционных лабиринтах, пытаясь найти командира.
…
Продолжения очевидно не будет.