– Я с подругой живу, в гостинке.
– Да? А я думал, ты школьница. – Девушка и впрямь выглядела совсем юной и худенькой.
– Первый курс университета, – с гордостью прошептала Диана. – Филологический факультет.
– Держись, филолог, крепись, филолог, ты ветра и солнца брат[9], – переделал опер старую песню. – На вот тебе платок, глазки вытри и больше не плачь.
Они прошли по каменистому пляжу до лестницы. Девушка сняла босоножки и шагала босиком, укалываясь о темные и острые камни. Сарафан на груди у нее был порван, и она придерживала его рукой. По широкой лестнице поднялись на набережную и оказались в самом начале Ленинской улицы, неподалеку от кинотеатра «Океан».
В «Океане» шел голливудский блокбастер «Козерог-один» о том, как американские астронавты симулировали в студии космический полет на Марс. Синичкин посмотрел эту ленту в Москве, в кинотеатре «Октябрь», с Люсей (маленького Пашу оставили с соседкой). Они попытались тогда склеить полуразбитые свои отношения, но, видать, и кино на двоих, и последующий ужин в ресторане «Метелица» оказались слишком слабым средством.
Синичкин поймал такси и галантно усадил девушку на заднее сиденье. Сам поместился рядом.
Поняв, что опасность миновала и новый знакомый ей вряд ли угрожает, худенькая Дина литературно грамотно, но сбивчиво стала повествовать Синичкину о событиях сегодняшнего вечера и, шире, о своей жизни.
Они с подружкой из Арсеньева, закрытого города в двухстах километрах отсюда; в прошлом году поступили во Владике на филфак; общагу им не дали, снимают комнату в гостинке; сегодня экзамен сдали и пошли вдвоем на «набку» и на «Динамку» погулять. К ним прикололись на пляже трое; Нинка быстро сообразила, куда дело клонится, вырвалась и убежала; парни стали до нее докапываться, поэтому: «Спасибо, я вам очень признательна». А дальше вы знаете…
Ехали долго, остановились где-то на сопке у хмурой многоэтажки.
– Может, зайдете? – спросила, решившись, девчонка. Мужчина ей, очевидно, понравился.
Синичкин-старший внимательно посмотрел на нее. Подумалось, вот прекрасный случай отплатить Люське за неверность – но, с другой стороны, что за пошлость: отвечать изменой на измену! А главное, к владивостокской девочке его нисколько не тянуло: слишком юна она была, неопытна и незрела.
– Нет, дорогая, тебе сейчас лучше отдохнуть и привести себя в порядок.
– У нас в гостинке телефона нет. Можно я вам сама позвоню?
– Я здесь проездом, скоро уезжаю.
– А если мы встретимся завтра? Я покажу вам город.
– А как же твои экзамены?
– У меня античка только через четыре дня. Все равно не выучишь, что за три дня, что за четыре.
– Хорошо. – Новая мысль пришла Синичкину в голову. – Тогда к завтрему приоденься, пойдем с тобой в ресторан. Встретимся вечером, в восемь. Где тут у вас обычно свидания назначают?
– У памятника приморским партизанам. Это, считайте, главная площадь. Вам его любой покажет.
– Хорошо, там и свидимся.
Девушка потянулась и чмокнула опера в щеку. В разрезе порванного сарафана мелькнула маленькая грудь – бюстгальтер она по последней моде не носила. Выскользнула из «Волги» и с босоножками в руках побежала к подъезду.
– Поедем на Электрозаводскую улицу, – сказал Синичкин водителю.
Однако в квартире опера ждал сюрприз. Неприятный.
Наши дни
– Он приехал. Пересек вчера границу России. В аэропорту Внуково, рейсом из Стамбула.
И хоть босс прекрасно понял, о ком речь, порядок и точность должны царить всегда, даже в столь спешных докладах, поэтому он переспросил:
– «Он» это кто?
– Тот чувак из восемьдесят первого года.
– А она?
– Она ведь умерла три месяца назад, – напомнил докладчик.
– Ах, да. – Руководитель сделал вид, что запамятовал, хотя ничего он не забыл. – Ну что ж. Поставь его в стоп-лист, а когда и если появится в наших краях, плотно садись ему на хвост.
1981 год
Синичкин-старший
В его отсутствие в квартире на Электрозаводской кто-то побывал. Следы оказались очевидны и нарочиты.
Из тумбочки исчез початый блок «Мальборо» – одну пачку опер отдал частнику-водиле еще в Москве, вторую носил с собой. Остальные восемь уперли.
Но не только. Утащили вторую пару джинсов, адидасовские кроссовки, пару батников и прекрасный гэдээровский пуловер с искрой.
А главное – явно рылись в поисках более существенного. Пыльная решетка с вентиляционного отверстия оказалась свинчена и назад, разумеется, не повешена. Из газовой плиты вышвырнули противни. Жестяные коробки из-под круп, сахара и макарон (пустые) в беспорядке валялись на кухонном столе.
9
Стихи Н. Добронравова. В оригинале: «Держись, геолог, крепись, геолог, ты солнцу и ветру брат».