— Куда уехать?
— Не знаю, в монастырь… Это ведь, на самом деле, не такая плохая судьба, — усмехнулась сестра.
— Хельга, успокойся.
— Ладно, если не обитель, то выйти замуж… — раззадорилась она, видимо, уверенная, что Хельмут её не простит. — Давно пора, уже лет десять как. Только вот кто меня теперь возьмёт, старую деву…
А эта идея показалась ему удачной. Кристина как-то напомнила Хельмуту, что у него сейчас лишь один наследник, и это правда было очень ненадёжно: мальчик, хоть и рос вполне здоровым и крепким, мог легко подхватить что-то опасное… упаси Господь. Однако заручиться каким-нибудь союзом посредством брака Хельги… и назначить племянника следующим после Эрнеста и её самой претендентом на наследство…
— Мы можем сказать, что ты вдова, — пошутил Хельмут. А потом понял, что это не шутка. — И правда, мы можем соврать, что вы с Вильхельмом успели пожениться и консуммировать брак, прежде чем он уехал на войну. Крестьяне же часто женятся, не дожидаясь совершеннолетия, вот и мы тоже… якобы уговорили священника… Я попрошу Генриха, он нам подыграет, подтвердит, что был свидетелем.
Это показалось ему удачной идеей. Репутация вдовы, муж которой пал на войне, куда чище, чем репутация старой девы, которой Хельга и являлась. Можно будет наплести, что её брак с Вильхельмом не хотели раскрывать, потому что несовершеннолетнюю дворянку, вышедшую замуж до нужного возраста, когда ни жизни её, ни аллоду ничего не угрожало, скорее всего, осудили бы. Но с тех пор прошло много лет, и уж лучше остаться вдовой, вышедшей замуж в шестнадцать и потерявшей мужа на войне, чем тридцатилетней девушкой.
Хельмут не хотел выдавать её замуж насильно, потому что понимал — сердце её всё ещё болело по Вильхельму, и она не могла отдать его другому мужчине, особенно по расчёту. Жаль только, что этот засранец не заслуживал таких чувств.
— Если тебе кажется это правильным…
— Хельга, дело не в этом, — улыбнулся Хельмут. Он встал, заметив, как она вздрогнула, как в глазах её заискрился страх. — Я люблю тебя и ни в чём не обвиняю. Ты ведь хотела как лучше, твои намерения были…
— Я забыла, что благими намерениями вымощена дорога на самые страшные круги ада.
— Ничего, — сказал он. — Не беспокойся, слишком старого жениха я тебе искать не буду.
— Господи, Хельмут!.. Ну, хотя бы девственницей притворяться не придётся, — хмыкнула сестра.
Она встала, обошла стол и бросилась к нему в объятия. От её волос, как всегда, пахло лавандой, они были очень мягкими и длинными. Хельга чуть дрожала, и Хельмут, прямо как в детстве, погладил её по голове, а потом наклонился и осторожно поцеловал в рыжую макушку.
За окном стонала белая и страшная метель.
Эпилог
Она шла по большому светлому залу, осторожно ступая на мягкий красный ковёр и чувствуя на себе десятки, а то и сотни взглядов. На стенах, между высокими стрельчатыми окнами, были развешены разнообразные знамёна и гобелены, а из самих окон внутрь лился холодный зимний свет. Сквозь прозрачные стёкла было видно, как на замёрзшую землю медленно и тихо падает снег, как белое бескрайнее покрывало искрится на солнце, как по небу бегут серые пушистые облака…
Она дрожала — от волнения, а не от холода: в замке пылало множество очагов, горели свечи, к тому же, Кристину изнутри согревало приятное чувство предвкушения чего-то донельзя прекрасного.
Новое белое платье с голубым кружевом не стесняло движений, хоть и казалось ей чересчур нарядным для такого малозначительного события. Впрочем, насчёт малозначительности с ней было кому поспорить. Кристина и вовсе сначала хотела надеть доспехи, но Генрих убедил её, что от этого лучше отказаться. И теперь ей приходилось одной рукой чуть придерживать подол, чтобы не запутаться в шёлковых складках, но вообще платье сидело просто идеально.
Сейчас муж ждал её на помосте, тоже нарядный и сияющий широкой ободряющей улыбкой. Кристина иногда ловила его тёплый взгляд, но всё же предпочитала смотреть под ноги, пока шла: от волнения кружилась голова, и она боялась упасть. Вдобавок её чуть подташнивало — она была беременна уже почти две луны, и плохое самочувствие из-за этого никуда не делось. Ну ничего, кивать, кланяться и улыбаться можно будет и после.
Приятное предвкушение то и дело сменялось смятением и сомнениями. Вот сейчас оно свершится, а дальше? Что поменяется в её жизни и в жизни Нолд-Бьёльна, а то и всей Драффарии? Это для Альберты, например, было вопросом принципиальным, а Кристина, в общем-то, всегда относилась к этому проще… Да и покойная герцогиня заслуживала этого куда больше. А она… Что она вообще сделала, чтобы заслужить эти улыбки, поклоны, почести?