Темная фигура, закутанная в плащ с широким, отороченным мехом капюшоном скользила по коридору и остановилась, оглядываясь по сторонам, у двери в комнату советника.
Господин советник сидел за столом, лицом ко входу и сбоку от камина. Теплый, мягкий свет разливался по комнате от нескольких светильников на стенах, достаточный для работы с бумагами, но не слишком яркий. Тсурэн откинулся в кресле, перебирая собственные чертежи и записки. Стук в дверь отвлек его от этого занятия. Советник встал, оправил халат, подошел к двери и распахнул ее. Несмотря на капюшон, прикрывающий половину лица, и густую тень, он сразу же узнал Глорию.
— Пожалуйста, позвольте мне войти, не хочу, чтобы меня видели в такой час в коридоре у вашей двери.
— Прошу вас.
Глория вошла, сбросила капюшон и распахнула плащ. Прекрасные волосы ее были распущены и слегка перехвачены лентой. Шелковое светло-лиловое платье, запахнутое на груди, напоминало кимоно с широкими рукавами, но пояс, обвивавший талию, был завязан спереди, и длинные концы его заканчивались бахромой из серебряных нитей.
Тсурэн закрыл дверь на задвижку и повернулся к своей гостье. В один миг он охватил взглядом ее нежное лицо и стройную фигуру. В руке Глория сжимала бумагу, свернутую в свиток. Она показала ее советнику и произнесла:
— Вы забыли это сегодня в кабинете госпожи Даймё. Я хотела передать эту бумагу вам лично.
— Почему же вы решили затруднить себя этим, госпожа Глория? — спокойно спросил Тсурэн, внимательно наблюдая за девушкой.
— Если вас беспокоят приличия, то я была осторожна: удалила слуг и убедилась, что меня никто не видел сегодня ночью, — голос девушки срывался от волнения.
— Но вы ведь не за этим пришли. Давайте присядем, и я выслушаю вас.
Девушка опустилась на стул возле рабочего стола, Тсурэн вернулся в кресло. Кое-как совладав с собой, Глория сбросила плащ на спинку стула и взглянула в лицо собеседнику. Тсурэн выглядел спокойным, хотя ощущал непонятное смятение. В предчувствии чего-то странного и неизбежного он поменял режим чакры на совместимый с человеческим. Вдруг Глория вскочила со стула и опустилась на колени у ног советника.
— Пожалуйста… — запнувшись, девушка закрыла глаза и прижала руку Тсурэна к своей горячей щеке, наполовину скрыв лицо от его взгляда. — Сжальтесь надо мной. Любовь к вам сводит меня с ума, заставляя забыть о гордости и чести, о добром имени. Я могу лишь просить вас… распоряжайтесь моим телом и моей душой, ведь они и так навсегда и безраздельно принадлежат вам!
Под пальцами Тсурэна горела нежная бархатистая кожа — на щеке, на шее и ниже, над складками платья, сходившимися на груди. Вздрогнув и пытаясь сохранить остатки хладнокровия, советник сказал:
— Встаньте, Глория…
Девушка поднялась, и Тсурэн, по привычке соблюдая этикет, поднялся вместе с ней. Молодые люди оказались очень близко друг к другу, лицом к лицу, и почувствовали, как земля медленно уходит у них из-под ног.
Тсурэн, до пояса завернутый в простыню, сидел на краю кровати, опустив голову на руки. На широкой постели среди шелковых покрывал и подушек приподнялась на локтях молодая женщина, с телом, теплым и розовым от недавних ласк. Она улыбнулась, пряча лицо за прядями волнистых черных волос, и, ловко обернувшись простыней, скользнула к мужчине.
— О чем ты думаешь прямо сейчас? — спросила она. — Надеюсь, ты счастлив, как я, хотя это невозможно, ведь мне…
Сильная рука Тсурэна быстро, как молния, вытянулась в сторону и вцепилась девушке в шею. Сдавливая ее горло пальцами, советник повернулся к ней. На прекрасном девичьем лице отразились боль и удивление. Глядя в ясные светло-синие глаза, Тсурэн произнес:
— Не думай, что я делаю это, потому что равнодушен к тебе. Напротив, если бы я мог кого-то полюбить, то это была бы такая девушка, как ты: очаровательная и смелая. Но, видишь ли, мне не полагается иметь слабости.
Губы Глории шевельнулись.
— Ты хочешь спросить, человек ли я? Благодарю, этим вопросом ты доставила мне еще одно удовольствие. Дело в том, что со всем человеческим в себе я собираюсь покончить прямо сейчас…
Тсурэн сжал пальцы сильнее и смотрел, как девушка задыхается, в отчаянии вцепившись в его руку. Вскоре руки ее упали, плечи опустились, а ясные глаза застыли, неподвижные, как два голубых сапфира. Покрывало сползло, и прекрасную грудь прикрывали лишь длинные пушистые пряди темных волос. Советник отбросил в сторону тело, невольно в последний раз любуясь его красотой, и начал складывать печати.
— Не волнуйся, Глория, — произнес он, — твою душу я заберу тоже.
По возвращении в Коноху Кенара сразу же отправилась в Резиденцию Хокаге. Шестой был занят, и ей предложили прийти позднее, после девяти вечера. Девушка потратила это время на то, чтобы привести себя в порядок, собрать походные вещи и запечатать их в свиток (уроки Тен-Тен не прошли даром). Затем она села к столу, просмотрела свои бумаги и написала короткое письмо. Сложив листок пополам, Кенара подписала его «Тен-Тен» и спрятала на полке между книг. Это письмо обязательно найдется, если начнут разбирать ее вещи.
Теплый апрельский вечер был напоен запахами цветущих деревьев. Еще не стемнело, но небо окрасилось в ярко-синий цвет. Кенара вдыхала душистый свежий воздух и думала о стране вечного льда.
Какаши сидел один в своем кабинете, устало потирая глаза.
— Ты хочешь сообщить мне нечто срочное? — спросил он Кенару.
— Да, — куноичи подошла к столу и положила на него свою повязку шиноби.
Шестой поднял на нее глаза.
— Я знаю, что до окончания моего срока службы осталось еще три года, — произнесла Кенара. — Но вы, как Хокаге, имеете право расторгать контракты, заключенные с шиноби. Я прошу вас отпустить меня. Так будет лучше для всех.
— Это исключено, — Какаши поставил локти на стол и соединил кончики пальцев. — Когда ты вступала в новую должность, то должна была узнать, что служба джонина Деревне имеет бессрочный характер.
— Так разжалуйте меня. Никакими особо ценными сведениями я не обладаю, да и теперь, после войны, многое потеряло смысл.
— Не все так просто, Кенара. Договоры Деревни с ниндзя — это обычная формальность. В редких случаях, когда они расторгаются, бывший шиноби не покидает пределы деревни или страны и находится под рукой. Но это не твой случай. Бывших чунинов или джонинов не бывает, можно лишь уйти в отставку по состоянию здоровья или умереть.
Кенара нахмурилась и упрямо сложила руки. Какаши вздохнул и сказал мягче:
— Кроме всего прочего, у меня есть на тебя планы. Я уже говорил тебе, что возобновил расследование по делу о Деревне Звездопада, так вот… Я хочу, чтобы этим расследованием руководила ты. Тебе будет предоставлена известная свобода действий, а также три агента АНБУ перейдут в твое полное подчинение, включая Руюгу. Думаю, ты помнишь его со времен экзамена на чунина и знаешь о его необыкновенных способностях? Когда-то ты выражала желание иметь его в своей команде.
Кенара молча кивнула. Трудно было сказать, что она чувствует в этот момент.
— Пожалуйста, подумай об этом, — произнес Какаши. — Вспомни о том, как тяжело было бы порвать нити, связывающие тебя с Деревней Листа.
— Листья отрываются от веток, взрастивших их, и живут лишь до тех пор, пока ветру угодно играть с ними, — произнесла Кенара. Лицо ее побледнело, а губы дрогнули.
— Я когда-то назвал тебя наполовину шиноби Звездопада, но ты также наполовину шиноби Листа, и твои слова — замечательное свидетельство того, что ты сама считаешь себя шиноби Листа. Ты — одна из нас, и мы не откажемся от тебя.
Кенара зажмурилась, чтобы не расплакаться, отвернулась в сторону и прижала руку ко рту. Какаши вскочил, обошел стол и осторожно приобнял ее. Бедное одинокое сердце Шестого было чувствительно к слезам хорошеньких девушек.