Получив вчера его послание, богемец тут же нахально ответил, что совсем даже не против надрать Рюделю задницу, но хочет быть уверен, что это не хитрость для отвлечения его Пешке от обороны Варшавы. Поэтому он требует, чтобы в интервале с 10 до 15 часов состоялось не менее трех авианалетов на Варшавский аэродром, и только после этого он будет готов приступить к дуэли. В качестве обоснования своих требований Пешке намекнул на то, что не собирается упускать свою прибыль по действующему контракту. Перед вылетом генерал Рихтгоффен лично читал эту наглость, задумчиво стряхивая пепел себе на сапог, брови его сошлись у переносицы.
-- Лейтенант, судя по всему, наш 'злой гений' мог бы летать в этой войне и за Люфтваффе, если бы вы служили в польской авиации...
-- И что я в таком случае должен делать, герр генерал?
-- Тоже что и было запланировано. Сами в бой не лезьте! Шварм Вернера сможет сбить его аккуратно. Помните, нам этот наглец и его напарник Терновски нужны живыми. У вас есть еще вопросы?
-- Нет, герр генерал. Я могу идти?
-- Идите Рюдель, готовьтесь. Осталось всего четверть часа...
Придя в назначенный 'кровником' район Ганс стал ходить по кругу, ожидая своего 'визави'.
Рядом на небольшой высоте крутилась пара 'Шторхов'. Ганс, развлечения ради, даже изобразил атаку на один из них, но получил по радио яростную отповедь. От скуки он залез на четыре тысячи, чтобы увеличить себе обзор. Было уже почти 15 часов, условие противника также было выполнено. Со стороны Варшавы много севернее прошли возвращающиеся группы 'Юнкерсов-87'. Ганс отметил про себя, что вместо двух обычных девяток, идет странная группа из одиннадцати машин. Часть из пикировщиков пачкала за собой небо жидким дымком. По всему в последнем вылете им крепко досталось. Ганс сквозь затемненные очки вглядывался в Солнце, но противника все не было... А вот дальше все произошло слишком быстро. Засадные 'ротте' эскадрильи гауптмана Крюгера, крутившиеся на пределе видимости, ничего не успели сделать.
Богемец, обманул их всех и пришел в тот район не с большой высоты и со стороны солнца, откуда все его ждали, а на бреющем. Когда тяжелые пули его 'Гочкисса' повредили радиатор, моментально запаривший 'мессер' Рюделя, в полном соответствии с приказом генерала Рихгоффена, стал выходить из боя. Оглянувшись, Ганс увидел, как дымя своими ракетными ускорителями, его враг играючи отрывается в наборе от 109-х его прикрытия. Через несколько минут истребитель Пешке уже скрылся из виду. На десяти километрах противников у него практически не было. Зенитная засада также осталась с носом. Богемец не просто ушел, но даже успел слегка отшлепать своего 'кровника' короткой прицельной очередью.
В общем, для Рюделя эта 'дуэль' закончилась безрезультатно, если не сказать хуже. А вот Пешке отстрелялся по своей цели вполне удачно, отправив его на вынужденную посадку. Если бы не прикрытие, спугнувшее богемца, Ганс бы точно сегодня добавился к числу сбитых им ранее...
А уже вечером на паре аэродромов снова упали вымпелы. В этот раз противник был грустно ироничен. Кроме записки к каждому посланию прилагалась коробка с кинопленкой.
--------------------------------------------------------------------
'Яблоку от яблони' - правнуку предателя Рюделю, отлично оправдавшему надежды предков.
Ну, что ж. Я не разочарован тобой.
Вызвав меня на воздушное единоборство, ты притащил с собой свиту из четырех нянек. Эти ребята летают получше тебя, но я с ними сыграю в свою игру в другой раз...
На пленке, которую я дарю Люфтваффе, замечательно видно твое трусливое бегство и попытка твоих 'сторожей' меня достать. Но достать меня, у них все же, не вышло. А вот ты молодчина, сбежал от меня на прямо-таки олимпийской скорости. Я это оценил.
Ну что ж, другого, наверное, и быть не могло. Воинский дух тевтонцев ведь давно уже не тот. А требовать рыцарской доблести от труса, было верхом наивности. Пусть я был слишком наивен.
Больше у нас с тобой дуэлей не будет. Я просто буду сбивать всех тех, кто летает с такими же опознавательными знаками как у тебя. Так что не прощаюсь. В другой раз твоя задница все же украсит киль моего 'Девуатина'. Если, конечно, ты сам раньше не сбежишь отсюда...
И да, совсем забыл... Надеюсь, в этот раз, тебя не слишком сильно ошпарило кипятком из пробитого мной радиатора? Извини, если что не так...
С презрением, к трусости Ганса Ульриха Рюделя - достойного потомка предателя.
Поручник Сил Поветжных Адам Пешке, командир варшавского авиадивизиона 'Сокол'.
--------------------------------------------------------------------
Кинокадры были смонтированы из двух пленок. Одна принадлежала кинопулемету Пешке, а вот вторая явно снималась с одного из 'Шторхов'. Вскоре эта версия получила подтверждение. Поляки действительно смогли получить один из самолетов не вернувшийся на базу. Но все это было мелочами. Ганс шел по аэродрому и видел, как отводят свои глаза встречные офицеры. Он отлично понимал, что упрекнуть себя ему не в чем, но на душе было гадко. Его безупречный послужной список всего за один день словно бы оказался вымаран в коровьем дерьме...
Генерал принял его. Посетовал, что столь многообещающая операция сорвалась. Сказал что-то утешительное. Но Ганс плохо слушал его. Улучив момент, лейтенант попросил Рихтгоффена разрешить ему летать в одиночку. Начальство поразмыслило и разрешило полеты парой. Но времени на эти 'глупости' выделило всего неделю. Получив разрешение, Ганс снова и снова вылетал на свободную охоту, надеясь повстречаться с Пешке. Помимо своего ведомого фельдфебеля Вольски, хорошо знающего польский. Другого прикрытия Рюдель с собой уже не брал. В нескольких воздушных стычках ему даже удалось открыть свой счет. Теперь за ним числилось две победы в группе, но до 'кровника' ему было далеко.
Начальство махнуло на эту неудачу рукой. Пусть операция 'Дуэль' провалилась, но война-то ведь продолжалась. А надеяться, что этот Пешке сам влезет в новый капкан, было глупо. Теперь у Рюделя оставалась надежда только на случайную встречу с Пешке. Раскраску 'Девуатина' богемца он запомнил, и узнал бы его в воздухе без малейшего сомнения. Но Пешке-Моровский, словно бы издеваясь над ним, теперь каждый раз оказывался в другом месте. Судя по сброшенной им фотографии, ночью богемец летал на каком-то 'крылатом мусоре' явно гражданского вида, и бомбил передовые позиции под Краковом. После штурмовки на землю традиционно летел парусиновый вымпел с очередными оскорблениями в его Ганса адрес. Вот только письма стали короче.
Та засада оказала Рюделю 'медвежью услугу'. Теперь на аэродроме над Гансом постоянно подтрунивали сослуживцы. Жизнь его в особой группе Рихтгоффена становилась невыносимой.
-- Ну как, хоть сегодня поймаешь этого 'Сокола' Пешке, или снова он надерет тебе хвост?
-- Сколько штафелей тебе дают в помощь в этот раз?
-- Бросьте парни! У Рюделя совсем другая задача. Ему просто поручено стать биографом Пешке, вот он и старается. Глядите, как аккуратно изучает места его боевой славы...
Лейтенант терпел насмешки, и не отвечал. Он копил свой гнев для одной финальной схватки с 'кровником'. Вот только его противник, казалось, уже потерял к нему всякий интерес. В последних сброшенных с вымпелами записках, он лениво сообщал 'потомку предателя' о количестве сбитых им самолетов и сброшенных бомб. Сетовал на то, что в последнем бою даже восьмеркой Ме-110 так и не смогли хотя бы парой пуль зацепить его и ведомого. И меланхолично философствовал о несомненной утрате германского духа в наследниках 'Священной Римской империи'. Ганс уже мрачно подумывал написать рапорт о переводе в эскадру 'Иммельман' чтобы прошутрмовать забившиеся как тараканы по щелям остатки польской авиации, но это бы стало откровенным признанием его поражения как 'охотника'. Да и возьмут ли его теперь?