Софья не могла объяснить, почему ей так нравится возиться с разноцветной бумагой, ножницами, ленточками и украшениями. Наверное, это ненормально, но она готова была заниматься этим сутки напролет. В глубине души она верила, что понятное, логическое объяснение этому все же есть, и возможно, оно кроется в мятой, потрепанной фотокарточке, с которой она никогда не расставалась. На фотографии, снятой полароидом, можно было разобрать только две фигуры – маленькую Софью, еще дошкольницу, в белом платье и с бантиками, и взрослого человека, ни лица, ни одежды которого нельзя было различить – слишком нечетко, расплывчато. Остальное и вовсе сливалось в сплошной бурый фон.
Работа с картоном и бумагой и смутные силуэты на старом фото рождали у Софьи удивительно похожие ощущения. Все, что было в ней такого, из-за чего люди иногда крутили пальцами у виска, все, про что она не могла с облегчением сказать: «Со всеми бывает» – отдавалось внутри нее одной и той же нотой – самой родной на свете, той, что спрятана глубоко внутри и не имеет названия.
Иногда, когда Софья заворачивала в праздничную упаковку чужие пожелания, между ней и покупателем рождалось на миг волшебное созвучие, как если бы оба они были струнами и звучали на общей ноте. В это редкое мгновение резонанса все ее существо до самых кончиков пальцев наполняло теплое, звонкое эхо. Она могла бы сказать, что счастлива в эти минуты, но боялась дать название своему состоянию, чтобы не разрушить его тонкую, волшебную ткань. Только звала про себя таких покупателей «особенными».
И что будоражило ее больше всего – фотокарточка откликалась на ее сиюминутное счастье, как живая. Каждый раз Софья доставала фотографию и убеждалась: силуэты стали четче, яснее, проступают новые контуры вокруг двух фигурок в центре. Когда случалось испытать это состояние дважды за день, лицо взрослого рядом с маленькой Софьей начинало приобретать очертания – странные, гротескные, как будто он был уродом или носил маску. Иногда она надеялась, что однажды увидит в нем кого-то родного и близкого, а иногда боялась его узнать. Она часами разглядывала карточку, но приходил следующий день, пустой и скучный, и черты его снова мутнели и расплывались.
Именно ради этого она каждый день бежала на работу в нетерпеливом ожидании – вдруг сегодня это опять случится? Вдруг сегодня это случится не один раз, и она наконец-то разглядит, а может быть, и узнает человека без лица? В отделе упаковки подарков у нее была не только любимая работа – там она могла бы разгадать тайну фотографии. А здесь, в этом офисе?
Софья огляделась по сторонам. Все делали вид, что ужасно заняты, уткнулись в мониторы, перебирали документы или подкладывали еду-бумагу печатающим монстрам. Но Софья чувствовала интерес к себе каждой клеточкой тела, острые взгляды впивались в спину, кажется, они желали просветить ее насквозь, как рентгеновским аппаратом. Нет, она здесь не кролик, скорее пингвин в стае любопытных обезьян. Еще и веснушчатый пингвин, ко всему прочему!
Ей невыносимо захотелось спрятаться, забиться в какой-нибудь угол. Наверное, ей тут полагается собственный кабинет? У кого бы спросить? За компьютером возле окна сидела крашеная блондинка в стильном деловом костюме. Чуть грубоватые черты лица сглаживал удачный макияж. Пальцы с длинными красными ногтями стучали по клавишам, отбивали вялый ритм, неестественный румянец на щеках напоминал безвкусные глянцевые яблоки в супермаркете. Было в ней что-то неприятное, словно внутри у нее пряталась склизкая гусеница. Не акула, а, скорее, барракуда – из тех, что тихо поджидает в засаде, а потом как выскочит, и хвать за ногу.
– Ну что вы стоите, как истукан? – обернулась Барракуда. – Принимайте дела. Я вам сейчас все передам.
Голос у нее был низкий, грудной и при других обстоятельствах мог бы показаться приятным.
– Какие дела? – Софья вздрогнула и попятилась.
– Которые должен вести начальник отдела. Я сейчас принесу из архива инструкции.
Барракуда поднялась и вышла, так же неспешно стуча каблуками, как только что отбивала ритм на клавиатуре.
Как только за ней закрылась дверь, из-за дальнего стола поднялся вертлявый субъект в пиджаке и персиковой рубашке. На смуглом, по-деревенски здоровом лице энергично торчали маленькие усики, несколько черных прядей сбились на макушке в непослушный хохолок. Пока он пробирался между машинами, Софье привиделся сочный сельский пейзаж, пятнистая корова с огромными губами и блестящий черный жук на широком листе лопуха. Она часто видела людей именно так – отстраненными картинками, но уже давно никому об этом не рассказывала.
– Здравствуйте! Фанис, – представился субъект и протянул ей крепкую широкую ладонь.
Софья отмахнулась от наваждения и ответила на рукопожатие. Едва сдержалась, чтобы не поморщиться, – от него исходил резкий, тяжелый запах одеколона, на воротнике снежинками осели крупинки перхоти. Рука оказалась теплая и приятная, Софья немного расслабилась и уставилась на ботинки Фаниса с расплющенными, чуть загнутыми кверху носами. Пряжка, с которой уже начала облезать металлическая краска, выдавала настоящую цену «модных» ботинок.
– Вы уж не обижайтесь на Ванду, ее можно понять, – сказал Фанис.
– Почему?
– Ну так до вас она была начальником отдела. Она тут все ногти пообломала, пока добилась этой должности, успела проработать полгода. Но директор решил, что теперь начальником будете вы.
– А она?
– Ванда теперь снова ведущий инженер.
Софья беспомощно оглянулась. Черт, куда бы сесть, это уже невыносимо, все время торчать посреди комнаты!
– Где мое рабочее место? – спросила она у Фаниса. Собственный голос оказался неожиданно напряженным, и она глубоко и медленно вздохнула.
– Айда сюда, – он провел ее к столу, прятавшемуся за огромной машиной. – Тут самый тихий уголок, полный ништяк. Правда, мы тут убраться не успели, но вы, наверное, сами устроитесь. Компьютер вам завтра принесут, сегодня не готов еще.
– А вы чем занимаетесь?
– Технический специалист. Слежу тут за оборудованием. Софья наконец-то уселась, сняла куртку и повесила на спинку стула.
– Сколько еще сотрудников в отделе?
– Еще нормоконтролер, Лиля, но она сегодня отгул взяла. И наши Олечка и Валечка, операторы. Девочки, познакомьтесь с новой начальницей.
Две девушки в одинаковых джинсовых комбинезонах и симметричных рыжих кудряшках на секунду оторвались от машин и молча глянули на Софью. На миг ей показалось, что в глазах у нее двоится.
– Ага, они у нас близняшки. А что вы такая напряженная? Может, массаж вам сделать, расслабитесь?
Софья вздрогнула и отшатнулась от него. Это еще как понимать? Что за намеки? Фанис пожал плечами:
– Ну, как хотите. Вообще-то, у меня работы полно, но, если что, спрашивайте, не стесняйтесь.
Врет, ни черта он не делает. Спроси Софью кто-нибудь, как она определяет, врет человек или нет, она бы и сама не могла ответить. Но при этом всякий раз холодели кончики пальцев, как сейчас, а при очень наглом вранье ее мучительно подташнивало. Она потерла ладони и сказала:
– Спасибо.
Стол, старый, еще советских времен, криво распахнул перед ней дверцу внутреннего отделения. Кипа желтых чертежей сверху пахла бумажной пылью, под столом валялся засохший яблочный огрызок. Софья чихнула, и ее слегка затошнило. Она повертела в руках сумочку, но поставить ее на стол не решилась.