– Здравствуйте, вас беспокоят из Главного экономического управления. Не могли бы вы пригласить к телефону инструктора Лагутину Лидию Михайловну?
– Сейчас, – недовольно буркнула телефонная трубка.
Лишь бы она была еще на работе! Жду, морщась от запаха пыли, идущего не только от справочника, долго провалявшегося на полке, но и пропитавшего, кажется, весь кабинет. Надо бы влажную уборку организовать… Где-то на пределе слышимости в трубке можно различить нечленораздельный шум, создаваемый отдаленными голосами, потом становятся слышны торопливые шаги:
– Здравствуйте. Лагутина у телефона.
– Здравствуй, Лида.
– Виктор? – В голосе слышна неуверенность, некоторое удивление, но неприязни вроде бы не ощущается.
– Да. Звоню вот с нового места работы. Мы с тобой теперь, считай, в одном ведомстве служим. – Подхожу осторожно, издалека, а у самого сердце колотится как бешеное, и едва сдерживаюсь, чтобы не задышать, как спортсмен после марафонского забега.
– Ты что, тоже теперь в Главвоенпроме? – говорит так, будто между нами ничего и не случилось. Может, оно и к лучшему. Не надо будет объясняться и оправдываться.
– Нет, всего лишь зампредседателя коллегии ГЭУ, – называю ей официальное наименование своей новой должности. – Но тоже в ВСНХ.
– Ну вот! – воскликнула Лида. – А то ты чуть ли не рыдать вздумал!
– Виноват. – А что тут еще скажешь? – Было дело, на какой-то момент дал слабину.
– Ладно, – снисходительно бросила Лагутина, – ты еще тут покаяние устрой, с битьем лбом об пол. Просто больше не позволяй себе таких слабостей, понял?
– Понял, изучил и обязуюсь исполнять, товарищ комиссар! – пытаюсь перевести неловкость в шутку.
– Ну хватит, хватит! – Собеседницы не видно, но чувствуется, что она улыбается.
Чтобы закрыть скользкую тему, задаю вопрос:
– Что-то мы забросили наши тренировки. Как ты насчет сходить сегодня в тир?
– Во сколько? – отвечает она вопросом на вопрос.
– На сегодня я все дела, что мог, сделал. Могу прямо сейчас.
– Меня ты уже на выходе поймал. Давай через десять минут у главного входа встретимся?
– Давай! До встречи. – И трубка ложится на рычаг. Уф! Аж спина взмокла. Но главное сделано – похоже, мир восстановлен…
Следующий день начинаю с поисков партячейки, чтобы встать на учет. Проделав необходимые формальности, вспоминаю о долге вежливости и отзваниваю Трилиссеру:
– Можете меня поздравить, Михаил Абрамович! С вашей легкой руки взяли-таки меня на работу в систему ВСНХ, к Манцеву заместителем. Так что я ваш должник.
– Ну что, поздравляю! – слышу в телефонной трубке.
А вот чего я не слышал и о чем еще очень долго не знал – так это о том, что после разговора со мной Трилиссер тут же опять взялся за телефон, еле слышным шепотом размышляя вслух: «С чего бы это Мессинг так взялся за него хлопотать? Вроде и видел его всего один раз… А! Девушка! Та, что была как раз тогда с Осецким. Она, кажется, служила у Мессинга в МЧК – то-то на шею ему вешалась. Не она ли замолвила словечко?» Тут телефонная станция ответила, и он заказал разговор с Ленинградом…
Сам же отправляюсь к своему новому начальнику, чтобы получить у него ЦУ для работы. Василий Никитович тихонько бормочет под нос:
– Ваш опыт в НКВТ, конечно, штука хорошая, но для этого у нас Иностранный отдел есть, этим Гуревич занимается… А с чем конкретно вам доводилось иметь дело?
– Контроль качества закупаемой продукции, приобретение технических новинок и размещение заказов за рубежом для нашего собственного опытного производства, снабжение Карской экспедиции судами и всем прочим, что потребно, консультирование договоров по закупкам стрелкового оружия…
Председатель правления ГЭУ обрывает мое перечисление:
– Вот! На вас будет курирование научно-технической политики, и, раз уж Троцкий и тем и другим ведает, то и концессионной заодно – как раз ближе к вашей прежней работе, ну и комиссию по качеству тоже возьмете под крыло. А еще… а еще я вам Главвоенпром подвешу. Разберетесь, что у них с заказами, с рентабельностью, с кадрами… Они же теперь хозрасчетное объединение. – Он хлопает меня по плечу и переходит на «ты». – Все, давай работай!
Хотел с Троцким поговорить? Ну вот, начальство в своей неизбывной мудрости тебе его и подвесило. Наговоришься вдоволь. А заодно и с РВС будешь на связи. Продолжишь знакомство с Котовским… И будешь теперь ломать голову, как из тощего военного бюджета выкроить деньги на оборонные заказы для Главвоенпрома да чем загрузить простаивающие мощности и людей занять. А комиссия по качеству – это, чую, вообще будет песня. Сколько в нашей истории за это качество боролись! И кто кого поборол? Вот то-то же. Но «глаза боятся, а руки делают». Начну со знакомства с положением дел на порученных мне участках. Зароюсь в бумажки, мать их…
Копаясь в отчетах и справках, не забыл освежить информацию о текущей политической обстановке. Сначала поездка на Дальний Восток, а затем растерянность в период вынужденной безработицы привела к тому, что я как-то упустил нынешние политические расклады. Быстро пролистываю подшивку «Правды». Сегодня у нас третье декабря… Что в Эстонии? А ничего. Правда, вот заметка об аресте четырех эстонских коммунистов. Вот еще – один товарищ убит при задержании. Но ни восстания в Таллине, ни последующего погрома компартии, кажется, не случилось…
Так, что же пишет журнал «Большевик»? О! В номере 15–16 за этот год Бухарин разразился статьей – ответом на публикацию Преображенского в «Вестнике Комакадемии». Заголовок-то какой: «Новое откровение о советской экономике, или Как погубить рабоче-крестьянский блок». Ну-ну. И ту и другую – прочесть. И не просто прочесть, но и откликнуться, самому статейку написать. В этот спор надо вмешаться, и как можно скорее!
Глава 3
ГЭУ, Оскач, Главконцеском, ГУВП… и все на мои плечи
Весь день третьего декабря, несмотря на суету, вызванную организацией работы на новом месте и необходимостью разыскать и перелопатить груду материалов по новым направлениям своей деятельности, постоянно возвращаюсь воспоминаниями ко вчерашнему визиту в динамовский тир.
…Пока мы с Лидой поднимались вверх по Старой площади, направляясь к Лубянке, она успела расспросить меня об обстоятельствах моего трудоустройства.
– Трилиссер решил еще раз попытаться зазвать меня к себе, – коротко излагаю ей свой путь в ВСНХ, – но ввиду моего решительного отказа направил меня к Дзержинскому. Возможно, надеялся, что тот сумеет меня убедить. Феликсу Эдмундовичу понадобилось меньше суток, чтобы навести обо мне справки, составить собственное мнение и в результате направить к Манцеву, в ГЭУ.
– А чего же ты в ОГПУ не захотел идти? – несколько удивленно поинтересовалась моя спутница.
– Счел, что буду более полезен на другом месте. И, как видишь, Дзержинский решил с этим согласиться.
Такой ответ, видимо, показался Лиде вполне удовлетворительным, так что она не настаивала на каких-либо дальнейших объяснениях.
Все время, пока мы шли до Лубянки, 13, Лида вела себя как ни в чем не бывало – настроение ее было ровным, она никак не пыталась возвращаться к тому инциденту, который произошел между нами в ноябре, как-то оправдываться или, наоборот, требовать оправданий от меня. Спускаемся в подвал динамовского тира, где сразу по ушам ударили выстрелы нескольких наганов, а под потолком плыл сизый пороховой дымок с кисловатым привкусом. Пальто мы повесили на вешалку (новенькое дело – раньше верхнюю одежду бросали прямо на барьер). Несмотря на то что в тире было довольно-таки зябко – вечные проблемы с дровами, – стрелять в пальто было не слишком удобно.
Вытаскивая «зауэр» из наплечной кобуры, успеваю подумать: «И на кой черт я его все время таскаю с собой – ведь за все эти месяцы всего-то один раз был случай, когда он мог понадобиться, но и тогда не сложилось…» В этот момент совершенно неожиданно Лида повисает у меня на плечах, уткнувшись лицом мне в грудь и вся вздрагивая от рыданий. Горло у нее перехватывает спазмами, и, безуспешно пытаясь сдержать их, она в результате бормочет лишь что-то нечленораздельное. С трудом удается уловить отдельные обрывки фраз:
– Я думала… Думала!.. Ты больше… больше ни… никогда… Не придешь! Думала… все… Дурак! Скотина бесчувственная!.. Почему… почему… ни разу… не зашел… не по… не позвонил! Я думала… думала, уже… уже все!