Петр Данилыч привстал и с силой ударил Ягуара ладонью по лицу. Даже в грохоте колес я отчетливо услышал смачный хлопок от пощечины.
– Это тебе, чтобы в следующий раз думал, что говоришь и держал язык за зубами. Хочешь всем испортить настроение? Хочешь, чтобы у всех упал боевой дух? Ты в своем уме, Ягуар? – в голосе Петра Данилыча уже не было прежней злобы, зато было много упрека и укоризны. – А главное с чего такой пессимизм, раньше вообще ни слова об этом говорил, а ту на тебе…
Ягуар прижал ладонь к щеке и понуро смотрел вниз. Конечно, больно будет после такого–то удара. Хотя Ягуар и молчал, мне показалось, что он раскаивается в том, что наговорил минуту назад. Его даже стало жалко, наверняка все его слова были последствием нервного срыва или чего–то в этом роде. Вряд ли он, будучи в здравом уме, сказал бы такое.
Всю оставшуюся дорогу до «Новочеркасской» мы ехали молча, никто не проронил ни звука. Когда же наши дрезины прибыли на место, мы остановились и вышли на платформу. Несколько людей, находившихся на станции и следившие за нашим прибытием, с интересом наблюдали за нами.
Петр Данилыч приказал нам оставаться на местах и никуда не уходить, чтобы, как только придет Остап, немедля погрузиться и поехать. Жаль, а я планировал зайти к Зинаиде Петровне и извиниться за вчерашнее. Что ж, может на обратном пути получиться?!
Прошло минут десять, а Остап так и не появлялся. Интересно, он вообще знает о том, что мы уже здесь и давно ожидаем его прибытия? Меня терзали смутные сомнения, что ответ на этот вопрос отрицательный.
– Петр Данилыч, может быть, вы сходите к нему и поторопите? – предложил я, когда стрелки на циферблате часов отсчитали пятнадцать минут.
– Я бы уже давно так сделал, если бы знал, где он живет. Я почему–то не удосужился спросить его об этом. Он мне вчера четко сказал, что придет сразу, как только мы сюда приедем. И что же?
Вот я нутром чувствовал, что Остапу верить нельзя, ненадежный он тип. А если рассматривать сложившуюся ситуацию, то так и выходит.
– Так может поспрашивать кого–нибудь? Наверняка его здесь знают.
Спрашивать, однако, не пришлось. К нам бодрым шагом шел сам виновник торжества. Поравнявшись с командиром, он быстро отчеканил, как будто отрапортовал:
– Извините, что задержался, я не думал, что вы так быстро прибудете.
– И что же ты все это время делал? – поинтересовался Петр Данилыч.
– Молился, - ответил Остап. – За себя, за вас и за удачное проведение операции.
– Ясно. Садись, пора в путь.
Мы расселись по своим местам так же, как и в первый раз, только теперь у рычага вместо меня и Лешего были Петр Данилыч и Ягуар. Управление же на второй дрезине взяли на себя Пакля и Остап.
Мы двинулись дальше. Из–за того, что нам достаточно долго пришлось ждать Остапа, наши дрезины ехали быстрее обычного. И все молчали, будто воды в рот набрали. Поскольку я теперь не был занят делом, мне было скучно и чтобы хоть как–то занять себя, стал решать в голове различные математические задачки. Сам их выдумал и сам же их решал. Но это занятие мне быстро наскучило.
Благо вскоре мы прибыли на станцию «Площадь Александра Невского» и я оживился, разглядывая вестибюль станции. Хоть я был здесь неоднократно, но все же проездом, поэтому мне было некогда разглядывать все ее достопримечательности. А сейчас, когда руки не были заняты управлением дрезиной, грех не воспользоваться таким шансом.
– Олег, а вот знаешь ли ты историю этой станции? – обратился ко мне Петр Данилыч и даже слегка замедлил скорость дрезины.
– Ну, так, немножко.
– Тогда позволь я расскажу тебе.
Возражения с моей стороны, конечно же, не последовало. Люблю узнавать что–нибудь новенькое. Да и не культурно это, отказывать человеку, когда он хочет что–то тебе сказать, тем более если это Петр Данилыч.
– Значится так… «Площадь Александра Невского–2», на которой мы сейчас и находимся — колонная станция глубокого заложения. Глубина ее – около 60 метров.
Интерьер станции формируют два ряда объединенных в аркады колонн, имеющих скосы в нижней части. Облицованная белым мрамором галерея в какой–то степени напоминает стену древнерусского города–крепости. Шаг гофр свода и светильников, как ты можешь видеть, не совпадают, создавая таким образом причудливый рисунок теней на потолке станции. Про это мне один мой знакомый сказал, сам бы я никогда бы не догадался. Такие же светильники освещают боковые залы. Цоколь путевых стен облицован полированным гранитом. Сами же стены облицованы декоративными панелями, набранными из штампованных алюминиевых элементов. Наложенные друг на друга лепестки золотистого цвета напоминают «чешую» ратных кольчуг. Их золотистая гамма хорошо сочетается с беломраморным карнизом.
Действительно, в детстве я всегда сравнивал эти золотые пластинки либо с чешуей рыбы, либо с доспехами древнерусских воинов.
- В 2004 году было заменено освещение на станции – вместо ламп дневного света были поставлены натриевые, отчего станция очень потеряла в красоте. Со временем кольчуга перестала блестеть. Ты, наверное, этого уже и не помнишь. Теперь же станция и не освещается вовсе, не нужно никому это…
В торце станции, в специальной нише, отделанной золотистой смальтой, планировалось установить бронзовую скульптуру Александра Невского. Автором предполагался некто Горевой, но к открытию станции скульптура не была выполнена. Позже за ваяние образа Александра Невского взялся другой скульптор, Акимушкин, кажется. Но этим планам по неведомым мне причинам также не удалось сбыться и специально подготовленная для скульптуры ниша пустует, – закончил свой рассказ Петр Данилыч.
Интересно, интересно. Многое из того, что поведал мне Петр Данилыч, я не знал. И даже допускаю, что этого мог и не знать кто–нибудь из его команды. Вот, например, Леший слушал своего командира разинув рот. И Ягуар, как мне показалось, проявил интерес к его рассказу.
Еще один туннель оказался позади. Мы прибыли на «Лиговку», то бишь на станцию «Лиговский проспект». Именно здесь мы дежурим вместе с Юрой. Вон там, в конце, где заканчивается платформа, свалены наподобие баррикады мешки с песком, а поверх них стоит пулемет. Старый такой, будто еще со времен Гражданской войны, но стреляет как новенький, осечек еще ни разу не выдавал.
Здесь нам пришлось сделать пересадку. Так как сегодняшние дежурные тоже прибыли с «Ладожской», они использовали дрезину, и теперь их транспортное средство преграждало нам путь. Поэтому мы не стали из кожи вон лезть, чтобы убрать с нашего пути их дрезину, а просто–напросто пересели.
Сейчас мешки были свалены по бокам рельсов, чтобы мы могли беспрепятственно проехать дальше. Дежурившие сегодня последние часы Вася и Леша помахали нам руками, пожелали нам удачи и принялись обратно возводить баррикаду. Скоро им на смену должны были прибыть Дима и Сережа, после которых на дежурство заступим мы с Юрой.
Когда мы отъехали от Лиговки на несколько сот метров, мои глаза словно заволокло черной пеленой. Дрезина, туннель, Петр Данилыч, его команда – всего этого я уже не видел. Был только мрак и ничего больше. Но вдруг картина стала потихоньку проясняться, будто туман стал медленно растворяться, показывая сокрытое им.
Я увидел трех человек. Никого из них я не знал и даже скорее всего ни разу не видел. Один шел впереди, два остальных по бокам чуть позади от него. Первый, по всей видимости, был главным в этой процессии. Лицо его скрывал капюшон, так что как он выглядел, я не знал; одной рукой он держал опущенный стволом к земле пистолет Стечкина, а вторую держал в кармане куртки. У двоих других были через плечо перекинуты обыкновенные автоматы Калашникова, и в поясной кобуре у каждого находилось по пистолету. На лбу горел фонарь. А раз так, шли они в темноте, преположительно по туннелю.
То, что это были не зеленые, стопроцентно. Все, кто был с Невско–Василеостровской линии, без исключения носили на одежде отличительный знак – зеленый круг с нарисованной внутри него рыбой. У этих же типов я ничего подобного не заметил.