Выбрать главу

Джордж не слышал, как Юджиния постучала в дверь, и не слышал, как она вошла. В этот момент все его внимание переключилось с проблем, которые ему угрожали, на графин, который он держал в руках и недоверчиво разглядывал. Он старался сопоставить трудности, вытекающие из желания плеснуть в стакан еще виски, с суровой необходимостью поставить графин на место.

– Джордж! – позвала его от двери Юджиния. Не последовало никакой реакции.

– Джордж, – повторила она. Джордж медленно повернулся к ней.

– А, я не слышал твоего стука, моя дорогая. После сосредоточенного общения с графином в такую жару он походил на лягушку, слишком долго находившуюся на солнце.

– Я постучала два раза, – с вызовом ответила Юджиния. – Потом вошла.

– А, – сказал Джордж. Он произнес это с той же серьезностью, с какой разглядывал графин. – Вошла…

– Мне нужно поговорить с тобой, Джордж, – не отступала Юджиния. Она села в кресло, сложила руки на коленях и пристально посмотрела на мужа.

Джордж замигал, неуверенно улыбнулся и решил поставить на стол и графин, и стакан.

– Чем могу служить тебе, моя дорогая? Ты чем-то недовольна? Штормит? А разве шеф не дает?..

– Джордж! – Юджиния наклонилась вперед, до боли сцепив пальцы. – Что мы делаем? Куда идем?

– Делаем?.. – стараясь правильно произнести каждый звук, проговорил Джордж.

– Делаем. Идем. Это одно и то же, – оборвала его Юджиния, и губы сложились в жесткую линию.

– Что значит куда? Мы на пути к Борнео, моя дорогая. Вот куда мы идем. – На момент у Джорджа закружилась голова, и он замолчал, пока это не прошло. «Несколько перебрал для опохмелки, – сказал он себе. – Или, наоборот, не добрал». Мысль показалась ему очень остроумный, ею можно было бы поделиться в клубе. Джордж довольно улыбнулся.

– Осталось всего несколько дней. Капитан Косби говорит…

Юджиния пропускала его слова мимо ушей. Она пришла задать вопрос и не собиралась позволить мужу заговорить ее своей обычной болтовней и общими словами. Она посмотрела, как он улыбается, какие у него потные губы, как он нерешительно водит рукой между креслом и крышкой стола.

– Что будет с нами? С детьми? С нашей семьей? – требовательно проговорила она.

– С нами?

– Ты не попугай, Джордж! Нечего повторять все, что я скажу.

Юджинии показалось, будто под ней провалилось сиденье, будто у нее чужие ноги, будто она стала невесомой и кто-то пришпилил ее к этому месту.

– С детьми… – Джордж задумался. Нельзя ли из этой фразы сочинить какой-нибудь тост? Встать, плеснуть в стакан, потом красивым жестом опорожнить его…

– Джордж, ты просто не можешь быть таким тупым, каким хочешь казаться.

Тон Юджинии напугал Джорджа. Он в жизни не слышал ничего такого же злобного. Он вытаращил на жену глаза, но она спокойно встретила его взгляд. Какое-то мгновение ни тот, ни другой не начинали говорить, наконец Юджиния не выдержала. Внутри нее что-то взорвалось, горячая волна захлестнула позвоночник, стиснула горло, докатилась до кончиков пальцев. «Какой в этом прок? – сказала она себе. – Какой прок?» Она непроизвольно взмахнула рукой и, сама того не желая, стукнула по маленькому столику, на котором стояли миниатюрные статуэтки из слоновой кости. Статуэтки опрокинулись, покатились и попадали на пол.

– К черту все эти вещи! – проговорила Юджиния, звонко и зло. Слова душили ее.

– Нэцке, – машинально поправил ее Джордж. Когда тебе угрожает опасность, лучше всего прятаться там, где тебе все знакомо. – Это японские…

– Какое мне дело, как они называются! Юджиния вскочила с кресла. «Это все равно, что быть замужем за медузой, – подумала она, – или осьминогом, или замороженной мухой». Она посмотрела на ковер, усыпанный крошечными собачками, свинками, драконами и жабами из слоновой кости. Какими же глупыми, заброшенными, беспомощными они казались! Юджиния представила, как хорошо было бы разнести их в крошки. Крошечные черные глазки-бусинки испуганно взирали на нее, и казалось, в страхе напряглись растопыренные лапы и горбатые спинки.

– Я говорю, Джордж, о том, что происходит между нами. Я чувствую себя так, словно на корабле все умерли. Не только Огден. Я чувствую, что никого из нас больше не осталось в этом мире. Мы ходим по кораблю и стараемся избегать друг друга. Мы говорим: «Извините», «Прекрасная погода», «Очень любезно с вашей стороны». Мы же ничего не говорим! Даже дети замечают, что здесь что-то не так.

Юджиния замолчала, понимая, что напрасно тратит время на вопросы, которые еще не очень четко сформулировались у нее в голове. «Ну почему у меня не получается сказать то, что я чувствую? Почему я не могу сказать ему, что думаю? От чувства неудовлетворенности до ненависти к себе рукой подать. Что толку винить Джорджа? – спрашивала себя Юджиния. – Лиззи сердилась на меня, а не на него. Если кто и виноват, то это я».

– Но разве дети не играли сегодня утром?.. – Джордж блуждал во мгле своей памяти, старательно выискивая ответ на вопрос, когда же в самом деле он в последний раз видел детей. Скорее всего, сегодня утром… Не был ли он с ним на палубе?.. Нет, наверняка вчера вечером…

– Я знаю, я слышал их где-то… и они были такие радостные, такие веселые… Я бы не сказал, что это происшествие с Огденом как-то повлияло на них…

– Господи Иисусе, Джордж! – взмолилась Юджиния. – Ты когда-нибудь прислушивался к тому, что говоришь?

Опять появилось это ощущение медузы, чего-то холодного, мокрого, отягченного нерешительностью и обволакивающего ее плотной пеленой. Куда бы она ни поворачивалась, всюду ее доставали липкие, растекающиеся по ней щупальцы. Стоило высвободить ладонь, как попадался локоть, она высовывала шею, и тут же у нее полностью пропадали ноги.

– Ты ничего не хочешь сказать мне? – резко произнесла она. – Или спросить? Разве тебе нечего сказать?

«Ну вот, – сказала себе Юджиния. – Сказано – сделано. И я рада. Меня не трогает, что он сделает. Он может меня ударить. Может угрожать. Все что угодно. Так жить больше нельзя, это ясно». Смелые мысли родились в голове Юджинии, горячили грудь, румянили щеки.

Джордж боялся этого момента. С тех пор как они покинули Ньюпорт, его тревожили винтовки и Юджиния. Не то, чтобы груз оружия сам по себе представлял какую-нибудь опасность, нет, то и дело убеждал себя Джордж. Просто чувствительная женская душа может прийти в ужас от этой задачи, на выполнение которой он дал согласие. И Джини не составляет исключения – Джордж давно в этом убедился.

Она будет настаивать на том, чтобы повернуть корабль назад или выкинуть все эти ящики в морс либо предложит еще что-нибудь, столь же экстравагантное. Потом она поднимет шум в отношении того, какую роль здесь сыграл Турок, и по поводу всего замысла вообще и места, которое отводилось в нем ее отцу. Мало того, она еще станет требовать объяснений. Когда он задумывался об этом столкновении, вопросы жены начали казаться все более неразумными и все более не поддающимися объяснению. От одного воспоминания об ее выдумках его передергивало.

– Мне нечего сказать, Юджиния, – ответил Джордж. Раз уж он решился ответить, то нужно доводить дело до конца. – Я не понимаю, о чем ты говоришь. Мне не о чем спрашивать. Или говорить.

«Отлично, – сказал себе Джордж, – соврал, и проглочено, как лимонный шербет». От этой мысли ему даже полегчало, в голове появились проблески ясности, некое приятное ощущение, которое подобно хорошей освежающей дреме взбодрило его.

– Просто не могу придумать, что такое могло бы обеспокоить тебя, моя дорогая. Я, например, ничего такого не заметил в наших гостях. Я знаю, твоя женская натура более чувствительна, чем моя, но все-таки я ничего не вижу… То есть, у детей все идет, как обычно, кажется, ничего необычного…

«Ложь все равно, что кусок торта, все, что бы я ни сказал, проглотят, – сказал себе Джордж. – Я могу сказать все, что взбредет мне в голову».

– …Кончина Огдена была только несчастным случаем, и, как всякое несчастье, вызывает сожаление, я согласен. Но ты не чувствуешь… как бы это выразиться, чтобы не казаться выспренным… ты, Джини, не чувствуешь… Но ты не думаешь, что смерть… естественно, только в данном конкретном случае… может рассматриваться всего лишь как несущественный урок?..