В целом жители понятия не имели, что это значит — перейти в православие. И не сильно интересовались. Их вполне устраивало то, что это православие и не нужно платить десятину в Рим. Что раздражало протестантов категорически как в самом Бремен-Фердене, так и во всех окрестных землях. В том числе и тем, что это могло спровоцировать католиков на подобную же экспансию. Да, в землях Священной Римской Империи действовало правило Аугсбургского мира — чья власть, того и вера. То есть, Петр Алексеевич был в своем праве. Однако слишком он лихо зашел. С козырей. И протестанты пытались с этим бороться, устраивая всякие каверзы и помогая судиться страждущим.
В общем — Меншикову было чем заняться. Он там сидел словно в осаде.
Денег оттуда стало поступать меньше.
Заметно меньше.
Протестантское духовенство и всякие активисты старательно боролось с тем, чтобы через товарную биржу организованного там порто-франко проходило как можно меньше кораблей их единоверцев. Да и всякие гадости стали распускать об игорных домах, отваживая азартных людей. Получалось по разному. Но сие вредило изрядно.
Впрочем, деньги все равно шли.
И прилично так.
Несмотря на все ухищрения злопыхателей, льготы местным, внутренние инвестиции и воровство Меншикова, за неполный 1708 год в Москву «приехало» пять миллионов двести сорок семь тысяч талеров. То есть, считай рублей. Драгоценными металлами. Совокупно. И с игр. И биржи. И с прочего. Что было больше, чем по всей стране собрали подушную подать.
Эти средства поступали в «кубышку», а не выбрасывались на рынок. То есть, испанская ошибка не повторялась. Просто — по мере развития экономики России, все накопленные и отложенные средства шли на целевые инвестиции в инфраструктуру, производство и строительство. Продолжая ее разогревать и стимулировать рост.
В будущем 1709 году было совершенно неясна доходность Бремен-Фердена. Слишком уж люто-бешено с ним начали бороться. Но на миллион-другой Алексей рассчитывал. Вряд ли получится так быстро и жестко всю эту историю задушить. Впрочем, никакой особенной жизненной необходимости получать оттуда средства не было. Они все равно уходили про запас. Равно как и большая часть торговой прибыли…
— К счастью, чума в Крыму завершилась, — произнес царевич, переходя к этому вопросу. — Кафа, правда, почитай вся вымерла. Считай города больше нет. Его с нуля нужно заселять. Там увлеклись с кордонами и совершенно не ясно от чего больше людей умерло — от чумы или от голода.
— Совсем ушла? — нервно переспросил царь, проигнорировав слова о вымирании целого весьма немаленького города.
— Пишут, что совсем. А на кордонах наших, зараженных уже месяца два как совсем не встречают. Полагаю, что их можно снимать. А то строители в Киеве засиделись и страху натерпелись. Надо, кстати, что-то решать со старыми османскими городами в Крыму.
— А что с ними решать? — фыркнул Апраксин. — Забрать себе и все. Чтобы хана держать крепко.
— А ему на что жить? — улыбнулся Алексей. — Если мы возьмем под контроль все порты полуострова, то с торговли он ничего получать не будет. Контроль же за Перекопом позволяет регулировать выход крымского войска, то есть, набеги. Они нам тоже без нужды. С чего ему жить то?
— И что ты предлагаешь?
— Переход в подданство. Титул герцога Таврического. И выделение денег для постройки в Крыму с десятка предприятий. По уже отработанной схеме сотрудничество. Пятьдесят процентов и одна акция — в руках государства — остальное у хана. Управляющие числятся на государственной службе, что позволит пристроить и ближайших родственников хана, и его самого, и наиболее влиятельные главы родов.
— А он пойдет на это? — удивился Апраксин. — Зачем ему идти в подданство?
— Что ты там хочешь построить? — отмахнулся от адмирала царь.
— Комплекс предприятий для производства рыбных и мясных консервов для нужд флота и армии. Я показывал свои опыты.
— Да-да, — кивнул Петр Алексеевич. — Что для этого потребуется?