Раннее лето, липа на берегах, мы входим в благодатный край, подумал Сибирцев, поднявшись с матросами на борт подобравшего их купеческого баркаса. Шлюпку повели на буксире. А за ней пляшет на волне плоскодонка хозяина плавучей лавки. На баркасе склад товаров, жилое помещение, нары, печка, запасы продовольствия и оружие. Тут можно купить тульское ружье и винтовку местной работы.
— Бог даст, добежим! — говорил скуластый приземистый хозяин.
— Шлюпку окало двумя лесинами. Шло много плавнику поверху и в воде: окало, как льдами, — говорил матрос Степанов, беленький, рослый, плечистый детина с усиками. — Она бы отошла от удара, на плаву стойкая и ходкая, какими бы сучьями по ней ни бить… А тут сжало. Сухари пришлось поднять, жерди уложили поперек банок. Шлюпка не пароход.
Матросы приладили к мачте баркаса косой кливер. С берегов сошел туман, видна густая зелень и цветы.
Хозяин велел матросам повесить мокрые сапоги над печкой. Моряки босые на чистой палубе в теплый день почувствовали себя как в тропиках.
У купца работник Куприян, пожилой, и второй приказчик — Иван, или, как звал его хозяин, Ванча, совсем молоденький, смугловатый, как все, кто лето и зиму на вольном воздухе, а лоб, когда подымает картуз, — белый, как от другого лица. Банча быстрый, шустрый, за словом в карман не полезет. Неустанно расспрашивал на досуге Сибирцева и матросов.
Молод, но повидал на своем веку — дивно! И еще хотел бы повидать. С хозяином плывет на расторжку не первый раз. В прошлом году видел графа Путятина. Граф ездил зимой по Забайкалью на лошадях, потом по Амуру уехал в Китай, следом за льдами. В Усть-Стрелку приехал с колокольцами по льду. Казаки Усть-Стрелочной станции встречали в конном строю. Палили из пушек, и эскадрон дал залп. Адмирал поздоровался с казаками. Пообедал у атамана. Ему показали джигитовку. Переменили лошадей, и уехал обратно. Потом по Амуру пошел водой в Китай следом за льдами.
— Я его в первый раз видел, когда он еще не был графом. Три года тому назад, еще война шла. Иван при этом же хозяине плыл вниз по реке и утром обомлел: пароход стоит на якоре. Хозяин послал Ивана в лодке узнать, не надо ли чего проезжающим. На пароходе оказался свой лоцман, из станицы, казак Маркешка Хабаров, с ним Ванча поговорил. Маркешка пояснил, что все есть у самих, но уголь кончается, а ты, мол, говори тише, адмирал еще спит. Проснется, механики подымут пары, и пойдем против течения. Спросил, а что, мол, дома и как наши и все такое… Вот когда еще узнал Ванька Бердышев про Путятина.
— А потом, сказывали, у них пароход сломался, и они вели его бечевой, подымали против течения. Адмирал сам шел с лямкой на плече, запевал песню, чтобы работалось дружней. Все подхватывали. У нас в станице увидели с вышки, подумали, не беглые ли. А где теперь Путятин?
— В Китае, уж второй год. На самом юге, где зимы не бывает. — объяснил Маслов.
— И яблоки там растут?
— Яблоки! Не только что… Разве там одни яблоки!
— Вот дивно…
Теперь Ивану восемнадцать лет. Он хороший работник у купца, знает реку, ходил по ней трижды, а в этом году идет в четвертый раз.
В этом году Иван с позволения прихватил свой товар. Хочет разбогатеть, знает места, где соболей, как говорится, хоть бей коромыслом. Гольды меняют охотно на русский товар, особенно на скобяной и на топоры. А еще охотней на винтовки-малопульки, которые делают и в Шилке, и на других железных заводах, и даже в Усть-Стрелке. Иван нужен купцу, тот не обходится без него: посылает в лодке по деревням на расторжку и свой, бердышевский, товар разрешает брать на мену.
Туман и дождь. Река широкая. Где мы? Не знаем. Не можем в дожде найти берега. Ищем Усть-Зейский пост. А нас, может быть, уже давно пронесло мимо. Ванька притих, чувствует, что тут не может помочь хозяину. Легко сказать — узнать Амур. Это все равно что узнать море. Сибирцев озабочен. Ведь он не торгаш, ему надо спешить…