В едва тлеющий костер подбросили сена, пламя вспыхнуло, взвилось и опало, но следом уже летели смолистые еловые ветки. Мано снова поднял меч и снова опустил, хрипло выругавшись – человек вдруг оказался сверху, подмяв волка под себя. Ударил в основание черепа, между прижатыми ушами и странно тощей для волка шеей – раз, другой, третий. Зверь задергался в агонии. Последний раз взлетел и опустился длинный нож.
Игмарт откатился в сторону и сел, опираясь ладонями о взрытую дракой землю.
На земле, на разворошенном, раскиданном, залитом черной кровью сене лежал, растянувшись, тощий волколак.
– Цел? – Мано присел на корточки рядом с королевским псом, протянул фляжку: – Пей.
Игмарт схватил, выпил жадно, не отрываясь. Фляжка дрожала в его руке, окованный серебром край горлышка отчетливо стучал о зубы.
– Цел, не ранен? – настойчиво повторил Мано.
– Был бы ранен, уже на луну бы выл, – влез Рихар. – Только отмыться все равно надо.
Марти кивнул, вернул фляжку. Встал, шатаясь. Осторожно стянул стеганку. Левый рукав оказался порван в клочья, из прорех на груди торчали мокрые клочья шерсти. Волколачья кровь промочила доспех едва не насквозь, но если бы не стеганка… Полная луна, время, когда даже безопасный в обычные ночи перерожденец одним укусом превратит в собственное подобие. Был королевский пес, стал бы королевский оборотень.
Стеганка полетела в огонь, за ней отправились сапоги, штаны и рубаха.
– Иди сюда, – Мано подтащил Марти ближе к огню, осмотрел всего, с головы до ног – нет ли следов от зубов или хотя бы свежих царапин. Особо пристально оглядел руки, шею, лицо – там, где кожа была открыта. Хмыкнул: – Вот уж точно, дуракам везет. – Рявкнул на своих: – Чего рты разявили, дров подбрасывайте! А ты, парень, иди к ручью, отмойся.
От стеганки валил густой вонючий дым. То ли еще будет, поморщился Анегард, как волколак гореть начнет. Уходить надо. Вот уж ночка выдалась.
– Кстати о ротозеях, – Игмарт подхватил свой мешок, обвел стражников недобрым взглядом. – Кто дежурил?
– Я, – просипел Шонни. – Всеми богами клянусь, никого не видел! Все тихо было…
– Верю, что не видел, – хмыкнул Марти. – Караульщик, не пришей кобыле хвост.
– Я с ним разберусь, – пообещал Анегард. – А ты не топчись тут, иди отмывайся. Не искушай Звериную матерь.
Марти кивнул. Небось не хуже Анегарда знал – попади кровь или слюна волколака в самую ерундовую царапину, и укуса уже не нужно, готов перерожденец.
Рука болела зверски. Каким невероятным везением он успел сунуть в пасть волколака защищенное стеганкой предплечье, Марти сам не знал. Мгновением бы опоздал – и лежал бы с разодранным горлом. Да уж, легко отделался – так легко, что впору всем богам скопом благодарности возносить. Зверь, похоже, молодой попался, неопытный, убивать не умеет, ну так долго ли научиться. Марти тоже когда-то не умел.
В тусклом предрассветном свете видно было плохо, но свежий синяк на руке темнел внятно и опух – не дотронуться. Несколько дней, пожалуй, рука нерабочая будет. Благо, левая. Сильны у зверя челюсти, если б не стеганка, кость бы в осколки. Да что кость, хмыкнул про себя Марти, если б не стеганка, раздробленные кости меня бы уже не волновали. Правильно мальчишка сказал, на луну бы выл.
Вода в ручье выстыла за ночь, едва ледком не подернулась. Зубы стучали уже не от страха – от холода. Марти криво усмехнулся: давай, королевский пес, утешайся самообманом. Руки тоже от холода до сих пор дрожат? В волчьей шкуре бегать-то не хочется.
Мылся, пока Мано не пришел проверить, жив ли еще. Негнущимися пальцами едва развязал мешок; влезть в рубаху десятник помог, а то всё руки мимо рукавов попадали. Хорошо, запасные штаны были теплыми, для зимы подбирал, а вот куртка подкачала. Куртку эту Марти любил: нарядная тонкая замша не стесняла движений, можно вырядиться бестолковым щеголем и не бояться случайной драки. Но сейчас с удовольствием поменял бы на тяжелую стеганку-душегубку. Мано, видно, подумал о том же, спросил:
– Потеплее ничего нет?
Марти мотнул головой; с волос полетели брызги. Признался:
– Я ведь дальше вашего замка не собирался, к чему лишнее брать. Ничего, сторгую в деревне чего-нибудь.