Анегард прикрыл глаза, прикусил губу, став похожим на сосредоточенного школяра, вспоминающего плохо выученный урок. Какой же он еще мальчишка, подумал вдруг Марти. Сколько ему, шестнадцать или уже семнадцать? Все равно, катастрофическая нехватка опыта. Впрочем, опыт дело наживное.
Слушать пришлось долго. Начал Анегард с того самого летнего своего похода, даже еще раньше – с жутких снов, что навевала ему Зигмондова нелюдь. Услыхав о Зигмонде, Марти поймал себя на том, что не удивлен ничуть, только спросил:
– Не боишься, когда он с твоей сестрой в обнимку ходит?
– В обнимку? – переспросил Анегард. – Брось. Ерунду городишь.
И продолжил рассказывать. О нападении Ульфара, о маге, приносившем кровавые жертвы – Марти не стал говорить, что как раз о том маге знает куда больше, чем хотел бы. О том, как постепенно спадало проклятие с Зигмондовых людей. Пересказал и то, что сам нелюдь рассказывал об этом проклятии и о силе темной богини.
И о том, наконец, как почуял в здешней нелюди ту же силу, то же проклятие, такой же темный ужас. С единственной разницей, которую, может, сам бы он и не заметил, если бы не Рихар. Нелюдь в землях Герейна давно утратила остатки человеческого разума и жила теперь только жаждой крови.
– Они слушаются приказов, – глухо говорил Анегард. – Кто-то здесь сумел подчинить их.
– Понятно кто, – буркнул Марти.
– …но это похоже на подчинение плохо выученных псов, – словно не услышав, продолжил Анегард, – тех, что понимают только кнут и подачки. Тебе ли не знать, трудно справиться с разъяренным псом, но бешеный пес опасней вдесятеро. Одного не понимаю, как королевские маги их не нашли? Тут все пропитано их безумием, аж тошно.
– Дара твоего у них нет, – хмыкнул Марти. – Не слышат, не чуют. Искали наверняка обычным набором, как на зачистке, а нелюдь, сам говоришь, не из обычной.
Анегард передернулся. Опрокинул над приоткрытым ртом фляжку, тряхнул, поймал губами несколько сорвавшихся с посеребренного края капель. Облизнул губы.
– Значит, говоришь, не справимся? – Марти прислушался к себе, в который раз жалея, что неверное песье чутье, нюх на опасность, нельзя вызывать усилием воли. Чутье молчало. Спало, наверное, так же крепко, как этот предзимний лес вокруг, как похрапывающий рядом с прогоревшим костром растяпа Шонни, как залегшие в зимние берлоги медведи и упыри.
– Я с ними дрался, – хмуро, ничуть не рисуясь, сказал Анегард. – Они зверски сильные, и ран словно не чуют. Это еще если вообще сумеешь меч поднять. Помнишь, как от Рихара засады разбегались?
– М-мда. Кстати, Лотар, – Марти подобрался, привстал, пересчитал одним быстрым взглядом спящие фигуры. – Где Рихар?
– За Зигом полетел.
Два вопроса столкнулись в голове Игмарта: «Зачем?» и «Как?!», – но вырвался третий:
– Ты ему веришь?
– Да, – отрезал Анегард. – Обоим.
– Ладно, – поморщился Марти, – рискну поверить твоей вере. Ты, как я понимаю, предлагаешь теперь ждать этого твоего Зига? Два боговорота туда, два обратно…
– Меньше. До замка Ульфара от нашего три дня верхом, а Зигмонд за ночь долететь может. Вот и прикинь.
– Все равно, – Марти покачал головой. – Втрое, пусть даже вчетверо быстрей, все равно. Будем ждать – Герейн первым нас прихлопнет. В Азельдор нам нельзя, по деревням тем более, любой чужак на виду, слухи пойдут. В лесу прятаться – здесь не те леса, что у вас на севере, насквозь видны.
Анегард пожал плечами:
– Здесь что, Герейн единственный? Давай, думай, к кому из соседей можно в гости напроситься.
– Втайне – ни к кому. – Марти потер лоб. О чем-то не о том разговор пошел, что-то они упускают. – Слушай, Лотар, погоди. О чем вообще речь? Ладно, с нелюдью мы не справимся, верю, тут тебе видней. Но что нам мешает заняться пока что самим Герейном? Как и собирались.
– Мы не знаем, как себя поведет нелюдь, оставшись без хозяйской воли. Может, он их на жестком поводе держит. Представляешь, что начнется, если сорвутся и остановить будет некому?
– Ты не сможешь?
– Нет. Умение слышать и говорить – еще не власть. Да они меня и не услышат.
В словах Лотара был резон. К тому же, если начать с нелюди, потом с Герейном будет проще. Наверняка ведь привык заемной силой брать. А пересидеть… Пересидеть, подумал Марти, им на самом деле есть где. Одноглазый трактирщик привык укрывать контрабандистов.