Уже сгустились сумерки, и снова шел снег – легкий, невесомый, в лунном свете похожий на пелену тумана. И там, за снегом, кто-то ждал нового Герейна, звал, искал голодным взглядом, манил силой и властью. Шептал: «Возьми свое».
– Идите к бесам, – буркнул Марти. Задвинул оконный проем тяжелым ставнем, подкинул толстое полено в камин. Поколебавшись несколько мгновений, зажег свечу и снова взялся за дядюшкины записи. Любопытно было, какие еще сюрпризы ждут на этих страницах.
Анегард спал беспокойно и поднялся поутру с тяжелой головой. Что снилось, не помнил, но от сна осталось тягостное чувство неустроенности и ожидания.
За окном белел свежевыпавший снег, и везде – и в мире, и над миром – стояла такая полная, глубокая тишина, будто сгинули в одночасье и люди со зверьем, и нелюди с нечистью, и даже боги крепко уснули. Анегард представил на мгновение, как было бы, останься он и впрямь один на всем свете, передернулся и поспешил вниз – убедиться, что безмерное это одиночество ему лишь почудилось, и выкинуть его из головы.
Убедиться получилось, а прогнать тягостное чувство – нет. Анегарда накормили завтраком, заседлали для него коня, открыли калитку рядом с конюшней и даже предложили стражников в сопровождение, а все казалось, что вокруг – лишь тени.
– Куда желаете, господин? – спросил стражник, которого Анегард все же взял с собой. Пожилой, неторопливо-степенный, хмурый, он смотрел на молодого барона Лотарского с непонятным вопросом в глубине темных глаз, словно не мог понять, стоит ли относиться всерьез к присланному королем юнцу.
– Покажи мне округу, – попросил Анегард. – Хочу послушать лес вокруг замка. Если деревни какие поблизости, тоже можно.
– Господин барон приказали, чтобы к полудню все в замке были, – глядя куда-то в сторону, сообщил стражник.
Анегард подавил вспыхнувшее раздражение: сам виноват, что не заскочил к Игмарту, с другой стороны, тот в курсе насчет поездки по деревням.
– Значит, подгадай так, чтобы успеть вернуться. Мне не нужно за день все баронство оглядеть, сколько успеем, столько и ладно. Звать тебя как?
– Лоран, – буркнул тот. – Давайте за мной, господин, раз так. Проедем через лес к ближней деревне, потом полями круг сделаем. Как раз к полудню вернемся.
Послал свою крепкую, коренастую лошадку вперед, а Анегард пристроился следом, немного отстав. Тропа спускалась с холма невероятными зигзагами, на особенно крутых участках казалось, что пешему было бы проще спуститься – напрямик, спрыгивая с одного витка тропы на другой, идущий ниже. Выросшему на равнине Анегарду это было странно, хотя он мог представить, как сложно здесь атаковать и как легко обороняться.
У подножия холма начинался лес. Сначала густой орешник, исчерканный узкими тропками – сразу видно, что сюда ходить за урожаем не боятся. Чуть погодя – тонкие осины вперемешку с ельником, а дальше – густой, мрачный ельник уже безо всяких примесей. По-прежнему слышимая Анегардом неестественная тишина начала вдруг ощутимо давить на сердце.
А кони ничуть не тревожились, и увязавшийся следом пес весело бегал кругами, взрывая рыхлый снег.
– Эй, Лоран! Постой, – окликнул Анегард.
Дождался, пока стражник оглянется – вид у того был не слишком довольный – и спешился, перекинув повод через голову лошади. Сошел с тропы, на первом шаге провалившись в снег по щиколотку, а на втором – по колено. Мелькнула короткая удивленная мысль – надо же, а на открытых местах землю видно, – и тут же ушла, словно тишина эта даже думать мешала.
Анегард закрыл глаза, прислонившись лбом к шершавому тонкому стволу. Отмахнулся, услышав невнятное, словно издалека, напряженное: «Что с вами, господин?». Нужно было бы успокоить, ответить: «Ничего», или «Не мешай», – но почему-то казалось важным не нарушать тишину.
Не было ни слов, ни образов, только чувства. Все те же: голод и ожидание, предвкушение, легкая неуверенность – кого слушать, за кем идти, кто накормит? – и убежденность, что «идти» и «накормят» настанет совсем скоро. И жадное, хищное нетерпение.
Ощущения захлестывали багряной душной волной, перехватывало спазмом горло, скрутило кишки, будто их взялась выжимать слишком усердная прачка. Потом вдруг лицо обожгло холодом, вернулась реальность, и оказалось, что Анегард стоит на коленях в снегу, вцепившись до боли под ногтями в ствол осинки, а Лоран, костеря тройными загибами «не умеющих пить сопляков», растирает его лицо снегом.