Фыркающая и роняющая пену шестерка остановилась в одном шаге от Саулины, теперь дрожавшей от страха, как осиновый лист. Всадники окружили ее, поднимая тучи пыли.
Возница с кнутом в руке торопливо спрыгнул с козел. Как раз вовремя: в эту самую минуту колесо соскочило с оси, карета накренилась и тяжело рухнула на дорогу. Поднялась суета. Вооруженные люди в изодранных мундирах и стоптанных, прохудившихся сапогах помогали кому-то выбраться из кареты, сурово поглядывая на девочку со спутанными и растрепанными белокурыми волосами. Саулина чувствовала себя как лиса, попавшая в капкан. Она вся сжалась, словно пружина, готовая вот-вот распрямиться и ударить в любом направлении. В руке Саулина крепко сжимала свое сокровище — ожерелье из живых ящериц. Некоторые из них еще шевелились. Никто не успел ничего ни сказать, ни сделать. Пружина сорвалась, и Саулина бросилась прочь и мгновенно скрылась в лесу.
— Эта девочка спасла мне жизнь, — сказал офицер, выбравшийся тем временем из сломанной кареты. — Этот зверек спас мне жизнь, — повторил он.
— Слава богу, ничего страшного не случилось, — вмешался щегольски одетый господин в гражданском с аристократическим профилем, вышедший из кареты сопровождения.
— Ровным счетом ничего, — подтвердил военный в темно-синем морском рединготе. На вид ему было не больше двадцати лет. Он был бледен, на смуглом лице выделялись холодные серо-голубые глаза. — Ровным счетом ничего, благодарение богу и этой девчонке, — добавил он.
— Не будем терять время, генерал, — посоветовал гражданский. — Мы можем ехать в моей карете.
— Сперва я должен отдать долг, гражданин Мельци д'Эриль, — возразил военный.
Он схватил поводья ближайшей лошади, ловко вскочил в седло и галопом пустился по дороге прямо к видневшейся за деревьями колокольне.
У Саулины на ногах были крылья, к тому же она знала короткую дорогу до Корте-Реджины, но и военный прекрасно понимал, что единственное место, где она может укрыться, это селение, выросшее вокруг церковной колокольни. Он опередил ее, и, когда Саулина, вся запыхавшаяся, выскочила на деревенскую площадь, он уже поджидал ее. Сотни любопытных глаз следили за ними изо всех окон, дверей и подворотен.
— Я не хотела, — твердо заявила Саулина, увидев, что путь к отступлению отрезан. Так она всегда говорила отцу, когда он подходил к ней с хлыстом в руке. — Я не нарочно.
— Я ничего плохого тебе не сделаю, — попытался успокоить ее военный.
— Что вам от меня нужно?
— Хочу тебя поблагодарить.
— Почему?
— Ты спасла мне жизнь. Ты сама-то это понимаешь?
Саулина пожала худенькими плечиками и состроила гримаску, словно для нее это не имело ровно никакого значения.
— Ничего я не знаю, — сказала она вслух.
Ее испуг прошел, и теперь она бесстрашно смотрела на худощавого, почти хрупкого молодого офицера с холодным властным взглядом.
— Раз я так говорю, можешь мне поверить.
У него был орлиный нос и тонкие, красиво очерченные губы. По-итальянски он говорил не совсем так, как привыкла слышать Саулина. Сразу видно, что не из местных. Он спрыгнул на землю и подошел к Саулине.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Не знаю, — растерялась девочка.
Из дому вышли отец, мать и братья. Они явно робели и старались держаться поодаль. А тем временем к селению подтянулись кареты, солдаты на лошадях. Местные жители стали понемногу выглядывать из своих домов. Вспомнив вчерашний рассказ лудильщика, Саулина сообразила, что это французы. «Ну, если это они, прощай наши куры», — подумала она и от души расхохоталась.
— Да что с тобой? — спросил офицер.
Саулина не ответила. Французы оказались вовсе не дьяволами в человеческом обличье, как описывал их приходский священник. Люди как люди и вооружены не вилами, как ей снилось, а ружьями и штыками, в точности как австрияки, которых ей как-то раз довелось увидеть, только одеты хуже.
— Может, все-таки скажешь, как тебя звать?
— Саулина.
— Саулина, а дальше?
— Виола Саулина из Корте-Реджины, — отчеканила она.
Она вдруг почувствовала, что находится под защитой этого странного солдата, не умевшего улыбаться. Теперь отец не посмеет пальцем ее тронуть.
— Ты знаешь, кто я? — спросил военный.
— Нет.
— Я Наполеон Бонапарт.
— Тот, что кур ворует? — невольно вырвалось у Саулины.
— Нет, — ответил он добродушно, — если кто их и ворует, то только не я. Ты спасла жизнь генералу итальянской армии.
— Я не нарочно.
Офицер усмехнулся:
— Я тебя хвалю, а не ругаю.
Даже священник вышел на площадь и встал поближе к Амброзио Виоле, отцу Саулины, недоверчиво поглядывая на солдат.
Генерал сунул руку за пазуху камзола, вытащил какой-то маленький, плоский, округлый предмет и, опустившись на одно колено, протянул его девочке на ладони. Это была шкатулочка с плоской белой крышкой, а на крышке — рисунок необычайной красоты: высокие темные акации на фоне золотистого неба, заросли ежевики, бегущий через лес ручей, а впереди полуодетая пастушка протягивает кавалеру кувшин с водой.
— Тебе нравится? — спросил генерал.
— Она сломана, — ревниво проворчала Саулина, заметив небольшую трещинку на эмали.
— Сегодня утром я ее выронил, вот она и треснула, — объяснил генерал. — Но все равно эта табакерка мне очень дорога, — добавил он.
Саулина смотрела на него с подозрением, не понимая, куда он клонит.
— Ну и что? — спросила она.
— Я дарю ее тебе. Она твоя. Храни ее как зеницу ока. Она принесет тебе удачу.
Увидев, что она так и застыла неподвижно, не зная, на что решиться, и не сводя глаз с драгоценной табакерки, военный взял ее перепачканную маленькую руку, вложил в нее золотую вещицу и заставил сжать пальцы.
— Саулина Виола, — торжественно продолжал он, — я никогда не забуду твоего имени. Не забуду, как ты рисковала своей жизнью ради спасения моей. Когда тебе понадобится моя помощь, я приду и спасу тебя.
Личико Саулины осветилось радужной улыбкой, она протянула ему ожерелье из зеленых ящериц:
— А это тебе.
Генерал поклонился и сказал:
— Не знаю ни одного генерала, который мог бы похвастаться подобным трофеем.
С этими словами он прикрепил ожерелье к вороту своего редингота.
Граф Франческо Мельци д'Эриль подошел к священнику, и тот его узнал.
— Ваше сиятельство, — почтительно залепетал дон Джузеппе, — господин граф…
— Гражданин! — прервал его Мельци д'Эриль. — Дворянские титулы отменены.
— Эти дьяволы французы! — прошипел священник.
— Будем считать, что я этого не слышал, — сурово предупредил его граф.
— Но в чем провинилась эта бродяжка? — спросил дон Джузеппе.
Мельци д'Эриль вкратце объяснил священнику, что произошло.
— Теперь нам требуется помощь, чтобы отремонтировать карету генерала, — сухо пояснил благородный дворянин.
Священник пришел в страшное волнение. В глубине души он уже и не знал, следует ли ему проклинать или благословлять злосчастную девчонку, приведшую в мирное селение этих дьяволов-французов. Одна мысль утешала его: граф Мельци, представитель старой аристократии, человек безупречной репутации, был в одной компании с этими солдатами и вроде бы пользовался доверием их главнокомандующего, генерала Наполеона Бонапарта, точнее, Бонапарте.
Может, не так они страшны, эти французы, как ему рассказывали в курии? Что тут долго думать? Раз сам граф Мельци д'Эриль просит починить карету генерала, значит, надо выполнить его просьбу получше да побыстрее.
«Чем скорее починим, тем скорее они уберутся во-свояси», — решил про себя дон Джузеппе.
Толпа любопытных между тем росла, крестьяне шепотом передавали друг другу одно-единственное имя: Бонапарте.
— Это тот молодой офицер, что разговаривал с Саулиной! — сказал один.
— Ишь тщедушный-то какой! — воскликнул другой.
— Отдал кучу монет этой бродяжке, — с завистью заметил третий.
— Нет, — вмешался четвертый, — он дал ей какую-то коробочку.