— Спасибо на добром слове, синьора Эмма, — ответила Джузеппина.
— Я уже наслышана о нападении.
— Все закончилось благополучно, — отмахнулась Джузеппина.
— Мы-то думали, разбойники разбегутся перед силой французского оружия, но оказывается…
— Разбойников сам черт не разгонит, — вставила Джаннетта.
— Не желаете немного подкрепиться? — спросила та, которую назвали Эммой, вспомнив о своих обязанностях хозяйки, но продолжая тем временем подозрительно коситься на Саулину, чье жалкое одеяние особенно бросалось в глаза рядом с великолепным нарядом ее благодетельницы.
— Благодарю вас, синьора Эмма, — улыбнулась Джузеппина.
— Рада служить, — почтительно поклонилась Эмма и опустила поднос на стоявший в сторонке стол.
Эта демонстрация хороших манер, к которым Саулина не привыкла, заставила ее с тоской вспомнить о простоте нравов, царившей в Корте-Реджине.
— Рада служить, — повторила девочка, в точности передразнив поклон хозяйки.
— Никогда больше так не делай, — упрекнула ее Джузеппина, с трудом удержавшись от улыбки.
Эмма сделала вид, что ничего не произошло. Разливая напитки, она спросила:
— Так это и есть та самая девочка?
— Да, это она и есть, — ответила Джузеппина. Себе она взяла только воду, но Саулине предложила воду с наливкой. — Попробуй, тебе понравится, — сказала она тихо.
Саулина смотрела на белые руки этих женщин и сравнивала их со своими — грязными и исцарапанными.
— Я не хочу, — она оттолкнула стакан, хотя на самом деле очень хотела попробовать.
Она отказывалась, потому что не хотела показывать свои руки.
— Попробуй, — принялась уговаривать ее певица, — не надо стесняться. Вот эта синьора — хозяйка гостиницы. С помощью Джаннетты она приготовила комнату, где мы с тобой немного отдохнем. Ты примешь ванну, вымоешься хорошенько, и тебе больше не придется стыдиться своих рук.
— Все равно я не хочу это пить, — упрямо повторила Саулина. Ей было досадно, что ее маневр разгадан.
— Ну как хочешь, — вздохнула певица. — Но если тебе от этого станет хоть чуточку легче, знай, что в твои годы я тоже не мыла рук. Мне это не нравилось. Лишь много позже я привыкла и поняла: чтобы пробиться в свет и сохранить определенное положение, надо соблюдать некоторые правила. В том числе и руки мыть.
«А душу запачкать», — подумала про себя Эмма, не одобрявшая тайных пороков великой Грассини и некоторых ее знакомств.
Саулина никогда раньше не видела такой большой, красивой, роскошно обставленной комнаты. В высоком, настежь открытом окне виднелось небо. По небу носились ласточки.
— Нравится? — спросила Джузеппина, наслаждаясь замешательством своей юной подопечной.
— Очень, — шепнула Саулина.
Резной потолок темного дерева, пол из обожженной глины, натертый до блеска, огромная кровать орехового дерева, утяжеленная парчовыми драпировками, — все это казалось ей чудом.
В середине комнаты стояла большая овальная ванна, наполненная горячей водой. Стенки ее были застелены простыней.
— Сейчас мы с Джаннеттой тебя искупаем, — сказала синьора Грассини.
— Ладно, — согласилась Саулина, сама удивляясь своей покладистости.
Все увиденное казалось ей необычным и пугающим. Правда, ее мать тоже, хотя и очень редко, зимними вечерами мыла ее горячей водой в небольшом корыте возле кухонного очага. А летом она, как и все, мылась только ключевой холодной водой, от которой кожа краснела и начинала гореть как ошпаренная.
Совершенно захваченная событиями последних часов, она впервые со времени отъезда из Корте-Реджины подумала о матери и о своей семье. Ей показалось, что она вспоминает о чем-то бесконечно далеком.
— Ты передумала? — спросила Джаннетта, увидев, что Саулина застыла в молчаливой задумчивости. — Не хочешь принимать ванну?
— Я всегда хочу мыться.
— В таком случае, — посоветовала Джузеппина, — давайте начнем, пока вода не остыла.
Саулина, конечно, сказала «да», но с чего же начать? Она вдруг остро затосковала по дому. Отец продал ее миланской певице за горсть монет. Мать на прощание поцеловала ее в лоб и прошептала:
— Хоть ты еще и маленькая, тебе хватит ума позаботиться о себе. Среди богатых есть и хорошие и плохие, но плохих больше. Они будут тебя держать, пока ты им служишь или их забавляешь, а потом выбросят, как старую тряпку. Риск велик, но разве здешняя жизнь лучше? Там есть хоть какая-то надежда на лучшее. Помни, тебя ждут не одни лишь розы. Но хуже, чем здесь, тебе там не будет. Старайся не терять головы. И ни к кому не привязывайся слишком сильно.
Вся деревня, включая священника, провожала Саулину. У нее не осталось никаких сожалений о людях и местах, которые она оставляла позади. Самое дорогое, что у нее было, — золотую табакерку, подаренную Наполеоном, Саулина увозила с собой.
— Дай-ка я тебе помогу, а то мы до завтра провозимся, — проворчала Джаннетта, пытаясь стянуть с девочки длинное, во многих местах заплатанное платье.
— Я сама себе помогу, — буркнула Саулина.
Грубое домотканое платье соскользнуло с ее узких, едва начинающих круглиться бедер, и она осталась голая и беззащитная: худенькая до болезненности, с чуть наметившейся грудью и светлыми сосками почти одного цвета с кожей. Под мышками и на лобке уже пробивались первые волоски, свидетельствовавшие о постепенном превращении девочки в женщину. Но пока почти ничего нельзя было разглядеть в этом невинном детском тельце, кроме слишком явных признаков постоянного недоедания.
— Бедная Саулина, — воскликнула певица, обнимая ее, — тебе надо лучше питаться! Белый хлеб, фрукты и многое другое. Тебе понравится, вот увидишь!
На самом деле при всей своей кажущейся хрупкости Саулина обладала недюжинной силой и выносливостью. Жизнь в нищете закалила ее, и сочувствие синьоры Грассини показалось ей неуместным. Саулине приходилось видеть, как дети и взрослые умирают от пеллагры, страшной болезни, косящей бедняков. Мать научила ее отыскивать в лесу ягоды и съедобные плоды, так еще можно было надеяться не заболеть. Многие дети умерли, но Саулина оказалась среди тех, кому повезло: она прошла жестокий отбор и выжила.
Погрузившись в теплую воду, Саулина закрыла глаза и отдалась ощущению доселе неведомого блаженства.
— Ты что же, так и будешь сидеть? — спросила Джаннетта.
— А что я должна делать?
— Мыться! — возмущенно фыркнула служанка. — Тереться мочалкой! Надо содрать с тебя всю эту грязь!
— А по-моему, я уже очень даже чистая, — сказала Саулина, повернувшись к Джузеппине, которая в ответ звонко рассмеялась.
— Вот вымоешься и переоденешься — сама себя не узнаешь, — заверила она девочку.
Она вспомнила себя в возрасте Саулины и все пережитые ею тогда унижения. Ее, несомненно, ожидала бы незавидная судьба, если бы кое-кто в свое время не принял в ней участия и не вытащил ее из грязи.
— Хорошо еще, что у нее вшей нет, — опять вмешалась Джаннетта, имевшая скверную привычку называть неприятные вещи своими именами, — а то пришлось бы нам остричь ее наголо.
— Зато у меня есть блохи, — с гордостью сообщила Саулина.
Она трогала загрубевшими от работы пальцами нежную мыльную пену, покрывавшую ее волосы. Душистый запах мыла кружил ей голову.
— Мы уже выбросили всю твою старую одежду, — сказала синьора Грассини.
— А что же я надену? — испугалась Саулина, переводя взгляд с одной женщины на другую.
— А вот увидишь. — Джаннетта завернула ее в льняную простыню и начала энергично растирать.
— Вот смотри! — воскликнула Джузеппина, указывая на кровать, где уже была разложена новая одежда: платьице из голубого хлопкового муслина с широким кушаком синего бархата, бязевые панталоны, нательная сорочка, белые хлопчатобумажные чулки и голубые башмачки. Ко всему этому великолепию полагался еще и голубой тюлевый чепчик, украшенный оборочкой из розовых маргариток.