Когда миновали Восточные ворота, Саулина, прилипшая к окошку, увидела незабываемое зрелище. За городскими бастионами, тянувшимися от Восточных ворот до Новых, сновали экипажи всех родов и видов: закрытые кареты, открытые коляски, простые и строгие, украшенные резьбой, позолотой и плюмажами, одни стояли, вытянувшись длинной вереницей, другие медленно катили вперед, пытаясь проложить себе дорогу в густом потоке движения.
— Этого не может быть! — воскликнула девочка.
— Просто наступил час прогулки в экипажах, — объяснила Джузеппина. — Я рада, что тебе понравилось. Действительно великолепное зрелище. Милан — единственный город в мире, где соблюдают этот обычай в час заката. Все, кто приезжает сюда впервые, удивляются, как и ты, а ведь они приезжают из Парижа и Вены, а не из Корте-Реджины. А знаешь, кто сидит в этих каретах? Здесь собралась вся миланская знать: Борромео, Порро, Мельци, Верри, Тротти, Сербеллони, Висконти.
Она так и сыпала причудливыми, незнакомыми именами, которые казались Саулине разноцветными камешками, со звоном перекатывающимися у нее в мозгу.
— А вы знаете всех этих женщин? — спросила девочка, заметив, что роскошные экипажи заняты в основном прекрасными дамами.
— Многие из них мне знакомы, но особенно хорошо я знаю их мужей, — ответила певица с лукавым смешком, смысла которого Саулина не поняла.
— А что же они тут делают? Ведь кареты никуда не едут!
— Главным образом сплетничают.
— И все они — важные дамы? — спросила Саулина.
— Все до единой! — подтвердила Джузеппина. — Между прочим, тут нередко назначают любовные свидания.
Саулина вспыхнула. Ей стало неловко.
— Многие выезжают на прогулку ради встречи с любовником, — как ни в чем не бывало продолжала синьора Грассини. — Кто-то просто хочет похвастаться последним парижским туалетом. Но у всех этих дам есть одно общее свойство: они богаты.
— А в Милане все такие богатые? — наивно поинтересовалась маленькая крестьяночка.
— Нет, дорогая, в Милане много нищеты. Погоди, сама увидишь. Нищета тут похуже, чем в Корте-Реджине.
Саулина поверить не могла, что существует более страшная нищета, чем та, от которой она уехала. Она решила, что Джузеппина преувеличивает.
— А когда богачи обедают? — спросила девочка.
— Они только что отобедали.
— Так поздно?
— Здесь все не так, как в деревне. Они обедают не в полдень, когда солнце высоко стоит над землей, а гораздо позже, когда уже темнеет.
— Разве они едят раз в день?
— О, ты за них не беспокойся. После прогулки в карете они направляются на Корсия-дей-Серви и пьют шербет. Или шоколад. Ты знаешь, что это такое?
— Нет, не знаю, — смутилась девочка.
— Ничего, ты их еще попробуешь. Очень вкусно. Шербет — холодный, как снег, а шоколад — горячий, как суп, но только сладкий.
— А потом?
— А потом они возвращаются домой, чтобы переодеться, и едут в оперный театр. А перед уходом могут еще поесть, если захотят.
— Оперный театр — это там, где вы поете?
— Верно. Он называется «Ла Скала».
— И все они там помещаются?
— Нет, что ты, конечно, не все. Но ведь в Милане много других театров: Каркано, Каннобьяна, Лентазио. Есть еще и кукольный театр. Вот пойдем на Соборную площадь и посмотрим их представление.
— Делать ей больше нечего, как только время терять с этим пучком бурьяна, — сквозь зубы проворчала служанка. Она от души осуждала хозяйку, но при этом позаботилась, чтобы никто ее слов не услышал.
Карета с черепашьей скоростью тащилась по городским улицам, которые в Милане на местном диалекте назывались «контрадами», в густом потоке движения. Саулине нравился царивший вокруг хаос. Она с любопытством разглядывала великолепные городские особняки, красивые памятники, величественные фасады церквей. Какой контраст по сравнению с убогими жилищами Корте-Реджины и его никчемными обитателями! Сразу было видно, что здесь живут люди богатые и солидные.
Возница ловко лавировал среди множества других экипажей. Они ехали по набережной. Справа медленно и равнодушно катились серые воды Навильо, оседланные изящным мостиком, а рядом возвышалась колонна с крестом святого Дионисия. Впереди виднелась небольшая площадь, очерченная стенами монастыря и церкви капуцинов. По мере продвижения вперед поток экипажей становился все гуще.
— В жизни не видела столько народу, даже в праздник Богородицы, — проговорила немного робевшая Саулина.
— Ты хоть представляешь, сколько народу живет в Милане? — спросила Джузеппина, намереваясь ее поразить.
— Тыща человек! — выпалила Саулина, не сомневаясь, что перехватила.
— Сто сорок тысяч, — засмеялась певица.
Маленькая крестьянка даже вообразить не могла такую уйму народу.
— Иисус-Мария! — не удержалась даже служанка и с испугом перекрестилась.
— Это еще не считая приезжих, живущих в трактирах и гостиницах.
Миновав площадь Сан-Бабила с вознесенным на колонне львом, карета въехала на контраду Монте-ди-Санта Тереза и остановилась недалеко от Новых ворот, возле изящного и невысокого особняка, построенного на месте некогда возвышавшейся здесь церкви Сант-Андреа.
— Ну вот мы и дома, — объявила Джузеппина со вздохом облегчения.
— Мы можем выйти? — спросила Саулина.
— О, безусловно, — ответила певица, потирая затекшие в дороге ноги.
Слуга уже распахнул парадную дверь, а ливрейный лакей помог хозяйке выбраться из кареты. Саулина первая спрыгнула на землю. Массивная Джаннетта вылезла последней.
— А куда денется карета? — захотела узнать неутомимая Саулина.
— Возница отвезет ее в конюшенный сарай графов Марлиани, — объяснила Джузеппина. — Я не настолько богата, чтобы позволить себе собственный экипаж. Карету и лошадей я беру напрокат, когда они мне нужны.
— Как, — встревожилась Саулина, — разве вы не богаты?
— Это с какой стороны смотреть, — загадочно ответила певица и, взяв маленькую крестьянку за руку, вместе с ней перешагнула порог дома.
6
Стоя на изящном балкончике, Саулина смотрела сквозь ажурную решетку кованого железа на ленивые воды Севезо. Ей нравилось наблюдать за бесконечным потоком воды, все время одинаковым и поминутно меняющимся, как ее мысли, не дававшие ей покоя. Она недавно встала, умылась с помощью Джаннетты над фарфоровым тазиком, расписанным огненно-красными маками, потом спустилась в кухню — просторное и несколько мрачноватое помещение с громадной, никогда не остывавшей плитой, выложенной грубым камнем. С утра до вечера здесь готовились невиданные ею ранее яства.
Кухарка пригласила ее занять место за массивным дубовым столом и подала ей чашку густого горячего шоколада. На плите тем временем поджаривались кофейные зерна, наполнявшие своим ароматом всю кухню: в доме не переводились гости, желавшие непременно отведать душистого напитка.
Саулина тоже захотела попробовать, но кофе показался ей горьким, как желчь.
— Дикарка! Где тебе понять, что такое хороший кофе, — сказала ей повариха.
— Может, я и дикарка, но мне не нравится, — упрямо повторила Саулина.
Саулина давно уже поняла, что попала в волшебный мир, где всякую минуту происходит что-то новое и непонятное. Вот только что на нее обрушилась последняя новость: ей предстояло научиться читать и писать. Она смотрела, как солнце играет и переливается блестками на поверхности реки, и ждала, что ее вот-вот позовут к наставнику, который должен прийти и научить ее держать в руке карандаш.
— Я это делаю ради твоего же блага, — объяснила ей Джузеппина.
— Да что в этом проку — уметь читать и писать? — бунтовала Саулина.
— Послушай, Саулина. Полагаю, что уж теперь-то ты меня достаточно хорошо знаешь и понимаешь, что силой я тебя здесь держать не собираюсь. Но если ты хочешь остаться, я сделаю из тебя красивую, воспитанную и образованную синьорину.
Все это казалось Саулине пустым звуком. С той самой минуты, как она приехала в Милан, в голове у нее гвоздем сидела одна мысль: еще раз увидеть генерала Бонапарта. Конечно, все жаждали познакомиться с ней (теперь она точно это знала). Но Джузеппина уже не хотела превращать Саулину в салонную игрушку, поэтому, когда у нее бывали гости, она просила девочку уйти в свою комнату.