— Давным-давно надо было отправить ее в Милан, — сказал он вслух.
— Вот и я так думаю, — согласился Бернардино. — С вашего позволения, — добавил он, — в город я отвезу ее сам. А если потребуется, всыплю ей по первое число.
Рибальдо вскочил на ноги, полный бодрости и сил.
— Сию же минуту исчезни тем же путем, каким пришел, — распорядился он.
— А вы? — разочарованно протянул слуга.
— В самом скором времени вернусь на сыроварню.
Одним из лучших качеств Бернардино было послушание.
— Будет исполнено, синьор, — сказал он.
Рибальдо его больше не слушал. Он подошел к тяжелой дубовой двери, запертой на ключ, открыл ее, высунулся на площадку и весело закричал:
— Ванну мне, живо!
Синьора Эмма мгновенно появилась из соседней комнаты. Вверх и вниз по ступеням забегали слуги.
Горячая вода и душистое английское мыло смыли усталость, и через несколько часов перед Саулиной предстал все тот же изящный молодой красавец, правда, несколько похудевший и осунувшийся после трехдневного поста и пережитых страданий.
— А ну-ка выбирайся из своих окопов! — шутливо скомандовал он, увидев ее зареванное личико, показавшееся из-за горы подушек. Она воздвигла на его постели нечто наподобие баррикады.
— Я не выйду, — сказала Саулина.
— Тогда я сам тебя вытащу, — улыбнулся Рибальдо, всячески стараясь разрядить обстановку.
— Вы мне кое-что обещали, — напомнила Саулина.
— Случилось ужасное несчастье, по сравнению с которым твои затруднения выглядят пустяковыми, — сухо отозвался он.
Юстиция бесшумно выскользнула из комнаты, радуясь приезду Рибальдо, но в то же время ужасаясь при мысли о том, что может произойти между этими двумя. Ей не хотелось ничего об этом знать.
— Я немедленно отвезу тебя в Милан, — сказал Рибальдо.
— Не знаю, смогу ли я ехать.
— Что случилось? — встревожился Рибальдо.
Вместо ответа Саулина вновь скрылась за горой подушек.
— Я не могу подняться, — умоляюще пролепетала она.
— Ну хоть объясни мне, в чем дело.
— Я правда больна, честное слово.
Одним нетерпеливым рывком Рибальдо отдернул полог, смахнул на пол подушки и угрожающе прикрикнул на нее:
— Ну все, хватит!
— Не подходите! — закричала Саулина.
Столько страха, столько неподдельного отчаяния было в ее мольбе, что молодой человек смягчился.
— Да что с тобой происходит, малышка? — участливо спросил он, усаживаясь на край кровати.
— Мне стыдно об этом говорить, синьор.
— Ты должна мне доверять.
— Но мне так стыдно! Так страшно!
Рибальдо пристально вгляделся в нее, пытаясь прочесть ответ в ее огромных сверкающих черных глазах.
— Я испачкала вашу постель, синьор, — шепотом призналась она, и жгучие слезы одна за другой покатились по ее щекам.
— Моя маленькая Саулина! — воскликнул Рибальдо, догадавшись наконец, в чем дело.
— Вы когда-нибудь сможете меня простить? — робко спросила девочка.
— Тут нечего прощать, честное слово, нечего. У тебя что-нибудь болит?
— Нет, синьор, только покалывает немножко в животе и в спине.
— Ты стала взрослой, понимаешь?
Да, конечно, она же подслушивала разговоры девочек постарше себя годами в селении Корте-Реджина. Как же она сразу не сообразила? Так испугалась! Так всех обеспокоила!
— Кажется, да, синьор, я понимаю.
За последние месяцы с ней произошли тысячи незаметных изменений, и вот теперь они разрешились первым кровотечением.
— В твоей жизни произошла очень важная перемена, — попытался утешить ее Рибальдо.
— Да, синьор, — она продолжала тихо плакать.
Он обхватил ее лицо ладонями и пальцами отер со щек слезы.
— Плакать совершенно не о чем.
— Я всегда знала, что с женщинами что-то такое бывает, — призналась Саулина. — Но почему-то думала, что со мной этого не случится. Вот если бы я палец порезала, я бы не испугалась ни капельки. Знаете, я очень храбрая! — добавила она с гордостью.
— Тогда почему ты все еще плачешь?
— Сама не знаю. Но мне ужасно стыдно, что я испачкала вашу прекрасную кровать!
— Ничего, мы прикажем выстирать все белье. Я думаю, тебе стоит поболтать с Юстицией. Она даст тебе несколько добрых советов.
Так вот чем объяснялись ее капризы, внезапные перемены настроения! У него стало легче на душе.
— Я так и сделаю.
— Вот видишь, как легко прийти к пониманию?
Эта очаровательная девочка проснулась повзрослевшей именно в его спальне, в его постели, под его защитой! Ему это показалось трогательным, а сама она стала ему еще милей.
— Сейчас позову Юстицию, она тебе поможет. Договорились?
— Договорились. — И больше никаких тайн, хорошо?
— Обещаю.
— Ты стала взрослой, — напомнил он. — Можешь загадать желание.
Ему хотелось сделать ей какой-нибудь подарок.
Она впилась в него пристальным взглядом.
— Правда могу?
— Ну раз я сам так сказал, конечно, можешь.
— Я хочу остаться здесь, синьор.
Она уложила его наповал.
— В этом доме?
— Я хочу остаться с вами, — уточнила Саулина. — Хотя бы до тех пор, пока совсем не поправлюсь. Ведь эта хворь долго не продлится, правда, синьор?
— Думаю, нет, — смутился он. — Дня три-четыре, не больше.
Рибальдо перевел дух и добавил:
— Ну что ж, раз я обещал… Думаю, это возможно.
Да, он решил остаться с ней в ожидании чего-то, что должно было случиться, чего он ждал и боялся. Видимо, это было неизбежно. Удивительное существо, пролившее в его доме первую кровь своей зрелости, манило его, как манит пропасть человека, стоящего на краю. Он не мог заглянуть за этот край, не рискуя упасть и разбиться.
Рибальдо оставил ее, только когда она задремала. Тогда он ушел в маленькую комнатку в дальнем крыле сыроварни и сел почитать при свете свечи.
— Я вам нужна, синьор? — спросил за спиной нежный голос.
Красивая, цветущая девушка с пылающими от любовного волнения щеками просунула голову в дверь.
— Входи, Мирелла, — пригласил ее Рибальдо.
Мирелла любила его страстно и преданно. Она подошла к нему и распустила волосы, чтобы они рассыпались по плечам, зная, что ему это нравится. Простая рубаха упала к ее ногам, обнажив великолепное тело.
Они легли вместе, она позволила ему любить себя, но в момент наивысшего блаженства он назвал ее Саулиной, потому что теперь больше всех на свете любил и желал Саулину. Мирелла разрыдалась, поняв, что потеряла его.
43
Стоял погожий солнечный день, без дождя, но с легким ветерком, несущим незабываемые ароматы лета. Саулина, веселая, как птичка, впорхнула в столовую, запомнившуюся ей как хранилище сокровищ. Она чинно уселась за стол, застеленный белой льняной скатертью и накрытый к завтраку. Массивные золотые тарелки сверкали подобно множеству солнц, искрились хрустальные бокалы, а нежные цветы шиповника, украшавшие стол, напоминали о хрупкости и бренности земной красоты.
Саулина надела тонкое шелковое платье красивого золотисто-желтого цвета с розовым пояском. В волосы вплела розовую ленточку. Когда она была уже одета и причесана, Юстиция воткнула в тяжелый узел ее волос розовый цветок.
— На тебе сегодня очень красивое платье, — сказала старушка, — и сама ты красивая. Но больше всего тебе идет цыганский наряд.
Вошла красивая, цветущего вида крестьянка. На вид ей было лет двадцать. Ее дружелюбие выглядело не вполне искренним. На ней было скромное платье из хлопчатобумажной кисеи, а свои густые черные волосы она закрепила на затылке гребешком. В руках она несла поднос с дымящимся кувшином.
— Я Мирелла, — сказала она. — Желаю вам доброго дня, синьорина.
Саулина насторожилась.