— Что означает эта клоунада? — спросила девушка холодным и отчужденным голосом.
— А ты не изменилась, Саулина, — сказал мужчина.
И опять этот голос, будивший в ней воспоминания.
Голос принадлежал Гульельмо Галлароли, человеку, в чьих объятиях она познала первую незабываемую дрожь любви. Но ее герой угас, истек кровью на булыжной мостовой, смертельно раненный французскими солдатами; она точно это знала, потому что бросилась на землю рядом с ним, положила его голову к себе на колени, и ее золотисто-желтое платье окрасилось его кровью. Нужно немедленно избавиться от этого нелепого обмана, чтобы не открылась старая рана и не проснулась прежняя боль, похороненная в самом дальнем уголке сердца. Гульельмо Галлароли был всего лишь тенью, воспоминанием о крушении, призраком, вызванным из небытия этим голосом, удивительно похожим на его собственный.
— Вы обязаны дать мне объяснения, синьор! — свирепо потребовала Саулина.
— Даже если я всего лишь бандит?
— Тем более, если вы бандит!
Мужчина в маске поднялся и подошел к ней.
— Тебе не страшно?
Отблески пламени освещали прекрасное лицо Сау-лины.
— Страх может смутить того, кому есть что терять, — горделиво ответила она. — Я все потеряла много лет назад. И больше ни минуты не потерплю неизвестности.
Они стояли лицом к лицу. Мужчина снял маску. В нескольких дюймах от лица Саулины засияла незабываемая улыбка Гульельмо Галлароли.
— Ты уверена, что потеряла все?
— Гульельмо… — прошептала она. — Но почему?
— Потому что это был единственный способ спасти тебя, — ответил он.
— А если наоборот? Если бы ты меня потерял?
— Но ты же здесь со мной, — сказал он, обнимая ее.
— Сколько раз за эти годы я пыталась воссоздать в памяти твои черты, — проговорила Саулина, пока он целовал ее в обе щеки. — Мне не удавалось вспомнить твое лицо.
Она по-прежнему говорила каким-то чужим, потухшим голосом, сама его не узнавая. Этот голос произносил слова, не имевшие к ней никакого отношения.
— Теперь тебе больше не нужно вспоминать.
— Потому что ты и есть Гульельмо, да? — спросила она без волнения и даже без любопытства.
Молодой человек кивнул. Он выглядел в точности таким же, как в тот день, когда они расстались, только немного похудел, возмужал и стал еще красивее.
— Или ты Рибальдо?
— И тот и другой, — признался он.
— Значит, это ты послал деньги в Корте-Реджину.
— Да, я.
— Значит, это тебя я считала мертвым, — уточнила она все так же равнодушно.
— Я жив. — Он обхватил ее лицо ладонями и поцеловал с бесконечной нежностью.
Гульельмо усадил ее рядом с собой на диван у потрескивающего огнем камина.
— Итак, ты заманил меня в свое тайное царство через подземный ход.
— Я хотел сделать тебе сюрприз.
— И именно ты унес мою одежду из гостиничного номера?
— Эта комната принадлежит мне. И вся гостиница — тоже.
— Стало быть, ты не умер, — проговорила она, как будто рассуждая вслух.
— Похоже, тебя это чуть ли не огорчает, — разочарованно заметил он.
— Я помню, как меня оторвали от тебя, — сказала Саулина, преодолев на мгновение свою безучастность. — Помню, как ты лежал поверженный и истекал кровью на улице у Сенных ворот.
— Я закрыл глаза, мне казалось, что я умираю, — начал рассказывать Рибальдо, — но я все слышал. Даже твой голос, затихающий вдали. Слышал, как отъехала карета. «Il est foutu»[22], — сказал один из французов. Для него я был всего лишь одним из мертвецов, за время этой долгой войны он их повидал немало. Я знал, что Обрубок из Кандольи где-то поблизости вместе с друзьями, и не удивился, когда услыхал, как он говорит: «Телом займемся мы». Французы решили, что нет смысла поднимать шум из-за трупа. К тому же французский офицер торопился передать тебя мадам Грассини, присвоив лавры спасителя и благодарность генерала Бонапарта.
— Кто тебя предал? — спросила Саулина.
— Крестьянин, который вез нас на телеге с сеном.
— Я видела его в придорожной канаве. Его задушили.
— Я почувствовал, что меня подняли, и потерял сознание, — продолжал Рибальдо. — Все остальное мне потом рассказали друзья.
— Что они тебе рассказали?
— Меня погрузили на лодку и доставили в больницу. Там Обрубок потребовал придворного лекаря Фортунато Сиртори. Он знал, что если есть хоть один шанс вырвать меня из лап смерти, то сделать это может только он.
Саулина сохранила яркое и тревожное воспоминание о Фортунато Сиртори. От его похотливых притязаний ее избавило вмешательство его любовницы Марции. И все же воспоминание о нем не было мрачным, наоборот, в ее памяти этот человек был связан с феерической обстановкой волшебной сказки. И у этой сказки был счастливый конец.
— Я тоже знакома с этим человеком, — сказала она вслух.
— Знаю, — хмуро кивнул Рибальдо.
— Итак, он взялся тебя лечить, — вернула она его к прерванному рассказу.
— Сиртори прибыл незамедлительно, — продолжал Рибальдо, — я потерял много крови. Пуля застряла в плече, не задев легкого. Кровотечение остановилось само собой. Придворный лекарь извлек этот кусочек свинца длинными щипцами, а потом обработал и зашил рану.
— А потом? — не отставала Саулина.
— Обрубок ухаживал за мной. Как только я пришел в себя, первая мысль моя была о тебе. От наших осведомителей нам стало известно, что тебя отвезли в Монцу и отдали в колледж Святой Терезы по приказу самого Бонапарта.
— И ни разу за все это время у тебя не появилось желания сообщить мне, по крайней мере, что ты жив?
— Я знал все о твоей жизни — месяц за месяцем, год за годом. Я мог бы отправить тебе весточку, но это было слишком опасно.
— То есть ты мне не доверял?
— Это была всего лишь разумная предосторожность.
Саулина вспомнила о своих страданиях, о крушении всех своих надежд.
— Я бы могла ждать тебя, ничем не выдав ни себя, ни тебя.
— Ты все-таки была еще совсем ребенком.
— Зато теперь я вообще ничто.
Рибальдо взял ее за руку.
— Мы снова вместе. Я ни на минуту не терял тебя из виду. Пару раз я даже не удержался от соблазна подобраться поближе, чтобы взглянуть на тебя. Ты стала настоящей красавицей. Волосы у тебя были распущены, вот как сейчас, и струились по спине. — Он провел по ним рукой. — Они всегда кажутся немного растрепанными, даже когда ты стараешься перевязать их ленточкой.
Саулина покраснела.
— Я любовался твоим вечно нахмуренным личиком, твоим гордым взглядом. Сколько раз меня охватывало желание приблизиться к тебе, обнять, унести с собой… Я всегда тебя любил.
— Почему же ты решил объявиться именно сейчас, а не месяц или год тому назад?
— Потому что не хотел прийти слишком поздно.
— Я не понимаю, — сказала Саулина.
— Маркиз Феб Альбериги д'Адда явно заинтересовался тобой.
— Ну и что?
— Он мог уговорить тебя выйти за него замуж или кое-что похуже.
— Сделать меня своей любовницей?
— Зачем об этом думать, когда теперь мы снова вме-сте!
— Ты держишь меня в своих объятиях, и мне больше нечего требовать от жизни, — улыбнулась Саулина. — Чего еще может хотеть женщина? Я любима благородным разбойником. Богатым и могущественным синьором, героем, не знающим страха.
Рибальдо ничуть не удивился ее волнению и слезам, молчаливо покатившимся по щекам Саулины.
— Наша история начинается здесь и сейчас, в эту самую минуту.
— Тебе бы этого хотелось? — спросила девушка.
— Я думал, что ты тоже этому обрадуешься, — ответил он, сбитый с толку ее странным тоном.
Саулина вскочила на ноги, ее лицо пылало, глаза метали молнии. Она взглянула на своего героя с уничтожающей насмешкой.