— Проснитесь, Саулина, — раздался над ней другой голос — звучный и властный.
Невероятным усилием Саулина разлепила веки и увидела первого консула.
— Вы мне не поверили, — упрекнул ее Наполеон. — А ведь вы знали, что всегда и в любом случае можете рассчитывать на мою помощь.
— Я думала, мне не остается ничего иного.
— Нет, вы будете жить.
— А ребенок? — спросила она со вздохом.
— Ваш ребенок появится на свет. — Это был приказ, холодное и четкое распоряжение. — У него будет отец: ваш муж, которого я выберу специально для вас.
9
У Наполеона Бонапарта не было особых причин питать уважение к банкиру Моисею Формиджине, но в некоторых случаях он прибегал к его советам по экономическим вопросам. Наполеон прекрасно знал о его махинациях с Петье и Мюратом, но ничего не мог с этим поделать, вернее, понимал, что любое вмешательство ничего не изменит. Среди нуворишей, обогатившихся при помощи ростовщичества и жульнических спекуляций, еврей из Модены был, пожалуй, самым умным, следовательно, он был не так опасен, как остальные, а при случае мог оказаться полезным.
Моисей Формиджине поклонился при входе, затем со всей возможной осторожностью разместил свои необъятные телеса в самом большом кресле, какое только могли найти во дворце специально для него: ему еле-еле удалось втиснуться. Он выглядел усталым, напряженным, огорченным и заметно нервничал.
— Я сразу перейду к делу, — начал Бонапарт, как только банкир занял свое место. — Назовите мне имя самого блистательного представителя миланской знати, за которого любая девица мечтала бы выйти замуж.
Это был странный вопрос — трудный, бестактный и странный, заставивший гостя еще больше покраснеть, вспотеть и заволноваться. Он ожидал назначения министром финансов, а этот нелепый вопрос отодвигал приятное событие на совершенно неопределенный срок. Самый богатый человек в Трансальпийской республике провел рукой по лбу, пытаясь стереть пот: этим душным июльским утром он особенно страдал от жары. Ночная гроза так и не освежила воздух.
— Милан полон блистательных имен, — заговорил Моисей, тщательно подбирая слова. — И вам, генерал, они известны лучше, чем мне.
— Ну хорошо, скажем по-другому, — уступил Наполеон. — Найдется ли один знатный дворянин, занимающий, несомненно, престижное положение, но имеющий крайнюю нужду в деньгах для поправки своего имущественного положения?
— Таких много.
— Один, — сухо напомнил первый консул. — Лучший. Самый блестящий.
— Есть такой дворянин, — облегченно вздохнул Формиджине.
— Имя?
— Его зовут Феб Альбериги д'Адда. Ему около тридцати. Четыре года вдовеет. Детей нет. Его отец, старый маркиз, расточает состояние, гоняясь за крестьянской юбкой. Маркиза, его мать, одержима демоном азартной игры. Его брат Чезаре пошел по стопам матери. Его сестра живет на озере Комо и делает бесконечные долги, чтобы держать вокруг себя армию поклонников.
— Чудная семейка! — воскликнул первый консул.
— Это все паршивые овцы. Есть еще Пьетро, брат-священник, и сестра Клотильда, принявшая сан. Они отличаются редкостной добродетелью. Арендаторы, доведенные до крайней нищеты, не платят. По их землям прошлись несколько армий, уничтожая будущий урожай. Семья была обложена тяжелой данью. Сначала платили французам, потом — в еще более крупных размерах — австрийцам и русским. А теперь снова французам.
— Это несущественные подробности, — нахмурился Наполеон.
— В этом году маркиз Феб был вынужден обратиться в банк, чтобы расплатиться с долгами.
— И вы предоставили ему заем?
— Разумеется.
— Под какое обеспечение?
— Под залог всей его миланской недвижимости.
Банкир рассказал все. Несколько мгновений первый консул пребывал в задумчивости. Он вскочил, словно подброшенный пружиной, и начал мерить шагами просторный кабинет. В конце концов он остановился перед банкиром, заложив руки за спину и пристально глядя в глаза собеседнику.
— Хочу узнать ваше мнение: мог бы маркиз взять в жены девицу без роду-племени, но наделенную состоянием, способным поправить экономическое положение семьи?
— Этого мне знать не дано, генерал. Насколько велико приданое?
— Оно равно заложенному имуществу Альбериги д'Адда.
— И вы собираетесь обеспечить, да будет мне позволено спросить, столь колоссальное состояние?
— Нет, — с обаятельной улыбкой ответил Наполеон, — об этом позаботитесь вы, тем более что кому, как не вам, знать, чему равна задолженность семьи.
Если бы в эту минуту банкир не сидел, ему стоило бы немалых усилий сохранить равновесие.
— Я? — выдавил он из себя так, словно этому слову суждено было стать последним, слетевшим с его губ.
— Вы, месье Формиджине. Это будет услугой, которую я, разумеется, не забуду.
Моисей поднялся на ноги с удивительным для его веса проворством и поклонился первому консулу. Пот лил с него градом, обычно багровое лицо едва не почернело от прилива крови.
— Считайте, что я всегда в вашем распоряжении, — прохрипел он, сделав хорошую мину при плохой игре.
А впрочем, не исключено, что игра была не так уж и плоха. В конечном счете данное капиталовложение, хоть и весьма значительное, принесет-таки ему в виде барыша кресло министра финансов. Устроившись на троне экономической власти, он в скором времени сравняет счет.
10
Саулина в полной мере наслаждалась медленным возвращением к жизни. Доктора успела вызвать Грассини, интуитивно почувствовавшая опасность. Теперь Саулина пила молоко, мед и отвары целебных трав, а Джузеппина Грассини пела в «Ла Скала», поручив ее заботам Джаннетты со строгим наказом глаз с нее не спускать. Бедной женщине хватило треволнений и угрызений, пережитых несколько лет назад, когда Саулина сбежала из дому. Теперь они научились ладить друг с другом.
Хотя силы еще не вернулись к Саулине, она решила принять ванну и надеть шелковую сорочку, которую Джузеппина в прошлом году привезла ей из Парижа. Саулина была бледна, но бледность лишь еще более выигрышно оттеняла ее красоту и очарование.
В комнате сгущались вечерние тени.
— Зажги свечу, Джаннетта, — приказала Саулина.
— Да, синьорина.
Старая служанка задернула муслиновые занавески от комаров, взяла свечку и зажгла ее.
— Почитай мне что-нибудь, Джаннетта.
— Что же вам прочесть, синьорина? — растерялась служанка, не привыкшая иметь дело с печатным словом.
— У меня на столике лежит одна книжечка.
— Да их тут много! — заметила служанка.
— Она называется «Зеламира, или Необычные связи», — уточнила Саулина.
— Да я годами вижу ее у вас в руках, — сказала Джаннетта.
Она взяла книжку и начала читать, не подозревая, какие мучительные воспоминания воскрешал этот маленький роман в памяти молодой хозяйки.
Саулина закрыла глаза и предалась воспоминаниям.
Настойчивый звонок колокольчика прервал чтение, и вскоре на пороге комнаты предстал Наполеон Бонапарт, сделав знак служанке оставить их одних.
— У меня для тебя хорошие новости, — объявил он, легко коснувшись губами ее лба.
— Вы сами по себе хорошая новость, — солгала она.
Он улыбнулся, польщенный, и сел рядом с ней.
— Так непривычно видеть вас улыбающимся, друг мой, — осторожно заметила Саулина.
— Полагаю, мне удалось наилучшим образом разрешить наше маленькое затруднение.
Это была утешительная новость. Особенно ей понравилось слово «наше», как бы подчеркивающее его сопричастность.
— Я ни минуты в вас не сомневалась, — сказала она, ничуть не смущаясь тем, что в ее словах содержится откровенная, зато пришедшаяся весьма кстати ложь.
— Но ты вела себя так, словно не доверяла мне, — мягко упрекнул ее Наполеон.
— Это себе самой я не доверяла.
— Видишь ли, Саулина, — продолжал Наполеон, — большая часть того, что обо мне говорят и о чем ты, несомненно, слышала, это правда. Не знаю, годится ли это в качестве оправдания, но у меня нет времени для любви, для соблюдения приличий, для формальностей и обрядов.