– Лиам! Лиам! – вскричала я, не помня себя от горя.
Я вбежала в дом. Мужчины расступились, открывая мне путь к любимому. Дункан, который сидел на кровати, при моем появлении встал. Лицо у него было бледное, в грязных разводах. Он посмотрел на меня красными от слез глазами, протянул мне руку… С нее капала кровь. С моих губ сорвался стон.
– Только не это!
Чьи-то руки подхватили меня, не дав упасть. К кровати быстро подставили лавку и помогли мне на нее присесть.
– Мама! – услышала я словно бы сквозь сон, в то время как глаза мои видели только одну жуткую картину.
Рубашка Лиама была красная от крови. От ЕГО крови… Грудь его вздымалась рывками, со странным свистом. Он был тяжело ранен.
– Лиам! – нежно позвала я, склоняясь над мужем.
Его веки дрогнули и медленно открылись, однако взгляд был пустой, страшный. Я понимала, что вопреки всему должна сохранять хладнокровие. Лиам нуждается в моем присутствии, нельзя поддаваться слабости!
– Кейт…лин, a ghràidh! – с трудом выговорил он, ища мою руку.
Наши пальцы соединились, переплелись. Он вздохнул, и его губы изогнулись в гримасе боли, заставившей меня заскрипеть зубами от отчаяния.
– По пути мы встретили отряд из форта Уильям, и началась перестрелка, – шепнул мне на ухо Дункан. – Мы так и не поняли, что произошло… Кто-то один выстрелил, а дальше…
– Когда это случилось? – спросила я, принимаясь осторожно ощупывать пыльную рубашку Лиама, который тут же застонал от боли.
– Три часа назад.
– Три часа? Твоего отца ранили три часа назад, и вы тянули с возвращением?
Повисла тяжелая тишина. Я понимала, что его мучит совесть, однако упрек казался мне вполне заслуженным. Дункан шевельнулся. Я услышала шорох ткани, шум шагов – мужчины выходили из хижины. Но Дункан остался на месте. Он стоял у меня за спиной – пристыженный, раздавленный горем. Я слышала его прерывистое дыхание. Я закрыла глаза и сделала над собой усилие, чтобы не сказать лишнего. Пальцы мои по-прежнему сжимали окровавленную ткань рубашки.
– У нас не было другого выхода, мама, – хриплым голосом начал он. – За нами гнались. Тогда отец еще мог держаться в седле. Он запретил нам подводить солдат к долине, иначе они бы выместили зло на вас. Нам пришлось выждать какое-то время…
Я кивнула, что понимаю, и прикусила губу, стараясь не разрыдаться. Лиам пытался защитить свою семью. И заплатил за это собственной жизнью… и моей, ведь бо́льшую ее часть он сейчас уносил с собой.
– Господи, не надо! – взмолилась я, зарываясь лицом в волосы Лиама.
Мои слезы размыли кровь у него на рубашке. Чья-то рука погладила меня по волосам. Голос Дункана доносился будто бы издалека, но слов я разобрать не могла. Потом я оказалась наедине с Лиамом, который смотрел мне в глаза. Его дрожащие пальцы погладили меня по щеке, и рука снова тяжело упала на грудь.
– Не плачь, a ghràidh.
– Лиам, не бросай меня!
– Наверное… в этот раз… не получится… Слишком тяжелая… рана.
Он закашлялся и судорожно сжал мою руку в попытке превозмочь боль.
– Я тебя люблю.
– И я тебя люблю, я очень тебя люблю. Господи, помоги! Лиам, только не умирай!
– Господь… так решил, a ghràidh. С тобой я был счастлив. Я… я ухожу счастливый… без сожалений. Не грусти… не надо.
Я подавила истеричный смешок. Только теперь я осознала, что его жизнь утекает у меня сквозь пальцы и я ничего не могу с этим поделать.
Он попытался улыбнуться, потом глубоко вздохнул. Послышался странный свистящий звук, не суливший ничего хорошего.
– Ты скоро… придешь ко мне. Мы снова встретимся, Кейтлин. Скоро…
– Скоро… – повторила я, рыдая. – Да, мы скоро встретимся, mo rùin!
Он провел рукой по моим волосам, в которых блестели серебряные нити, потом его рука опустилась ниже, к шее. «Надо наслаждаться каждым мгновением, оно может стать последним!» Теплой ладонью он накрыл и сжал мою грудь, потом приподнял мне подбородок, заставив посмотреть ему в глаза. Своей яркой голубизной они могли поспорить с самыми прекрасными озерами Шотландии…
– Ты все такая же… красивая. Ты всегда была… самая красивая.
– Только теперь я стала похожа на печеное яблоко!