И заплакала я. И метелицабила в ребра, как выстрел.Жизнь, ты бисер! Ты килька, безделица!Черный жемчуг бурмистров!
Пиво в Райской канистре шоферичьей…Дай хоть им поторгую…
…об изгнаньи из Рая – без горечиИ без слез… – не могу я…
БЕГ
Останови! – Замучились вконец:Хватаем воздух ртом, ноздрями,С поклажей, чадами, – где мать, а где отец,Где панихидных свечек пламя, —
По суховеям, по метелям хищных рельс,По тракту, колее, по шляху, —Прощанья нет, ведь времени в обрез! —И ни бесстрашия, ни страха, —
Бежим, бежим…Истоптана страна!Ее хребет проломлен сапогами.И во хрустальном зале ожиданья, где она,Зареванная, спит, где под ногами —
Окурки, кошки, сироты, телегРемни, и чемоданы, и корзины, —Кричу: останови, прерви сей Бег,Перевяжи, рассекнув, пуповину!
Неужто не родимся никогда?!Неужто – по заклятью ли, обету —Одна осталась дикая беда:Лететь, бежать, чадить по белу свету?!
Ползти ползком, и умирать ничком —На стритах-авеню, куда бежали,В морозной полночи меж Марсом и стожком,Куда Макар телят гонял едва ли…
Беги, народ! Беги, покуда цел,Покуда жив – за всей жратвою нищей,За всеми песнями, что хрипло перепелПод звездной люстрою барака и кладбища!
Беги – и в роддома и в детдома,Хватай, пока не поздно, пацаняток,Пока в безлюбье не скатил с ума,Не выстыл весь – от маковки до пяток!
Кричу: останови!.. – Не удержать.Лишь крылья кацавеек отлетают…Беги, пока тебе дано бежать,Пока следы поземка заметает.
И, прямо на меня, наперерез,Скривяся на табло, как бы от боли,Патлатая, баулы вперевес,Малой – на локте, старший – при подоле,
Невидяще, задохнуто, темно,Опаздывая, плача, проклиная…Беги! Остановить не суждено.До пропасти.До счастия.До края.
«Земля?!.. Вы кому расскажите…»
Земля?!.. Вы кому расскажите.А воля?!.. – пропита дотла.В парче грязнобурые нитиДвуглавого вышьют орла.А мы его ножичком вспоремИ выпорем золото лет.А мы о Священном не спорим:Ведь нынче Священного нет.Ты можешь мне врать, завираться,Ладонь прижимать ко груди,Ночьми перемалывать Святцы,Молить и снега, и дожди!.. —Не верю. Ни слову не верю!Ни лику! Ни слезной скуле!Закрыты Небесные двери.Поземка метет по земле.
КЛАДОВКА
…Старый граф Борис Иваныч,гриб ты, высохший на ниткеДлинной жизни, – дай мне на ночьпоглядеть твои открытки.Буквой «ЯТЬ» и буквой «ФИТА»запряженные кареты —У Царицы грудь открыта,Солнцем веера согреты…Царский выезд на охоту…Царских дочек одеянья —Перед тем тифозным годом,где – стрельба и подаянье…Мать твоя в Стамбул сбежала —гроздьями свисали людиС Корабля Всея Державы,чьи набухли кровью груди…Беспризорник, вензель в ложкекраденой, штрафная рота, —Что, старик, глядишь сторожков ночь, как бы зовешь кого-то?!Царских дочек расстреляли.И Царицу закололи.Ты в кладовке, в одеяле,держишь слезы барской боли —Аметисты и гранаты,виноградины-кулоны —Капли крови на распятыхротах, взводах, батальонах…
Старый граф! Борис Иваныч!Обменяй кольцо на пищу,Расскажи мне сказку на ночьо Великом Царстве Нищих!Почитай из толстой книжки,что из мертвых все воскреснут —До хрипенья, до одышки,чтобы сердцу стало тесно!В школе так нам не читают.Над богами там хохочут.Нас цитатами пытают.Нас командами щекочут.Почитай, Борис Иваныч,из пятнистой – в воске! – книжки…Мы уйдем с тобою… за ночь…я – девчонка… ты – мальчишка…Рыбу с лодки удишь ловко…Речь – французская… красивый…
А в открытую кладовкутянет с кухни керосином.И меня ты укрываешьгрубым, в космах, одеяломИ молитву мне читаешь,чтоб из мертвых – я – восстала.
«Я из кибитки утлой тела…»
Я из кибитки утлой телаГляжу на бешено гудящий подо мнойОгромный мир, чужой. Я не успелаПобыть в нем шлюхой и женой.А только побыла я танцовщицейНа золотых балах у голых королей;А только побыла я в нем царицейСвоей любви,Любви своей.