И без того влюбленная и зачарованная своим романом, она ещё больше заискрилась.
И вот он вечер…они вдвоем. Вестибюль, много людей, необычный приятный шум, гардероб, особенный воздух и звуки. Он почему-то немного задумчив и временами погружен в себя… но, может, показалось.
Спектакль, музыка. Как все понятно, трогательно, завораживающе. Сцена втягивает в себя и ведёт … До мурашек, до слез.
Браво. Спасибо за это.
На сцене все закончилось, а внутри всё ещё живут слова, музыка, лица, движения, краски и чувства.
Дорога домой. Он ещё более задумчив и сжат. Не такой, как она привыкла. Не такой.
Дорога в сторону ее дома. Улица пуста, слышны шаги. Все вокруг затихло, как бывает накануне непогоды. Какая-то неловкость словно пленкой накрыла все впечатления от совсем недавних чудесных переживаний.
Ей не хотелось верить, но что-то не так. Она затаилась, съежилась. На секунду ей показалось, что ее ведут на казнь.
Скрипнула в подъезде дверь и он ее как школьницу довел до площадки. В подъезде было преступно тихо и эхо повторяло каждый звук, добавляя тягостного напряжения.
— Лен, мне это … тяжело тебе говорить… ты прекрасная девушка, красивая, надёжная, хорошая. Но я тебе не пара…
Что-то начало душить ее, и она еле сдержалась что бы не всхлипнуть.
— Не знаю почему, но я не могу быть с тобой. Не подумай, ты ни при чём. Заставлять себя, обманывать тебя не буду. Не хотел что бы так получилось….
Что-то ударило ее в живот. Она устояла.
— Зачем тогда ты позвал меня в театр? Что бы больнее сделать? Ты бы мог сказать и так. — непонятно как она выдавила из себя липкие слова.
И опять перехватило горло и схватило спину колючим морозом.
— Хотел, что бы ты увидела спектакль. Он уже не знал, что говорить.
Она спасла его.
— Ладно. Иди. Пока.
Ноги у нее тряслись, жгло глаза.
— пока, выдохнул он. Извини.
Эхо передало его смущенные, первый раз неуверенные шаги вниз по лестнице. Скрипнула дверь подъезда, потом хлопнула, и этот хлопок как выстрел оглушил ее.
Она вошла домой и только краем сознания поняла, как хорошо, что все спят и не видят ее.
Утро. Низкие тучи серого цвета раздавили город, оставив только маленькое пространство между собой и мокрой землёй. В этом пространстве всё так же гулял ветер, но уже другой, обленившийся и уставший, будто насладившись сделанным за ночь. Растерзав свою добычу, он спрятал злую силу под лёгкое посвистывание и завывание. Он всё ещё играя лениво подёргивал то кусты, то провода, то вяло прибивал к земле темную набухшую траву. И не трогал только дерево, оставив его в покое, как мертвую дичь бросает сытый, нагулявшийся хищник. Дерево стояло не шелохнувшись, как за стеклом. Последняя пара каштанов будто сорванные по живому серёжки валялись на земле, вокруг были разбросаны холодные мёртвые ветки. Ветер обдул с дерева всю влагу и поэтому слёзы уже не капали. Дерево стояло как мёртвое. Будто вдоволь нагулявшись по своим правилам негодяй ветер вырвал у него душу.