Выбрать главу

— Чем могу служить, господа…

— Князь Болоховский Александр Сергеевич. Наслышан о ваших успехах в коневодстве и организации скачек и соревнований тяжеловозов. Сам имею небольшой конезавод. Именно тяжеловозов и развожу. Может слышали про породу «Будёновская»? — решил пока про будущее не говорить Сашка.

— Нет. Не приходилось, а вы приехали принять участие, князь, с вашими тяжеловозами? — странно одетый господин стукнул себя по лбу и представился, — помещик Павел Николаевич Мяснов. Рад знакомству, — и поклонился как-то неумело, ну точено попаданец.

— Нет. Я Павел Николаевич с богомолья возвращаюсь. У меня под Тулой имение и конезавод. А вот в следующем году непременно привезу и главный приз заберу. Что у вас победителю положено? — Сашка прошёл вслед за хозяином в беседку. Хмель уже созрел и она вся была как бы в коричневых шишечках. Смотрится необычно и прикольно.

— В 1840 году… Ох, времени-то прошло. Больше десяти лет назад. Но тот рекорд не побит ещё. Тогда впервые введен был императорский приз для тяжеловозов в размере 286 рублей серебром. По условиям этого испытания, лошадь трогалась с места в дрогах весом 28 пудов, нагруженных 100 пудами груза и, по мере движения, дополнительно добавлялось по 2 пуда через каждые 5 саженей. Первым победителем стал 5-ти летний чалый жеребец Могучий завода Николая Ивановича Иевлева. Он прошел безостановочно 152 саженей с весом 192 пуда (более 3-х тонн), — Мяснов погрозил пальцем небу. — Почти две сотни пудов! Представляете, Александр Сергеевич.

— Так наш Борька легко две сотни пудов тащит, — фыркнул за спиной Колька. Кох и забыл про калмыка.

— Это, Павел Николаевич, Колька — один из людей, что у меня на конезаводе работает. Бригадир… старший над пастухами. Прораб перестройки.

— Чего, простите, раб? — да, ну, нафиг. Не из будущего что ли товарищ⁈

— Товарищ Мяснов это…

— Ну, что вы князь, я к несчастию в гусарах не служил. Отец рано умер, и мне пришлось заниматься хозяйством. Из залога выкупать имение, да прибыльным делать. Ну, да с божьей помощью справился, а ведь хотел в гусары. Так маменька и три сестры младших, и каждой приданое надобно. Червь я земляной, а не товарищ, — погрустнел Мяснов.

Обломс. Попаданец бы на эти две оговорки по-другому среагировал. Ну, тогда подвижник. Молодец мужик. Тьфу. Молодец помещик.

— Расскажите, Павел Николаевич, а где бы нам с Колькой на пару дней остановиться, чтобы посмотреть на скачки, а то мы в гостиницу вашу ткнулись лучшую. «Прометей», а там мест нет. Много народу на вашу ярмарку и скачки приехало.

— Хм. Не знаю даже… Александр Сергеевич, а не побрезгуете у меня вон в том флигеле остановиться. Он небольшой, для нежданных гостей как раз держим, но вдвоём-то уместитесь, или бригадира вашего в людской пристроить? — с сомнением оглядел инвалида Мяснов.

— Нет. Колька это не уничижительное имя, это с калмыцкого исказили. Кава у нас казачьего сословия. Можно сказать, унтер-офицер. Вместе уместимся.

— Он что же тоже на богомолье ездил, там ногу сломал? — кривовато всё же усмехнулся хозяин гостеприимный. Точно не попаданец. Обычный русский помещик. Инородцев за равных не считает.

— Да. Повздорили с англичанами. Спасибо вам за гостеприимство, дорогой Павел Николаевич, мы к вечеру нагрянем, а сейчас хотелось бы по ярмарке пройтись да город осмотреть. Извозчик нас за воротами дожидается.

— Жду-с. Команду дам дворне пир готовить. К шести вечера непременно возвращайтесь. С семьёй познакомлю, и соседи пожалуют. Ждём-с.

Именно на русское гостеприимство Кох и рассчитывал. Ну, а чего, сам бы точно так и поступил бы.

Событие девятое

Лиха беда — начало, а дальше к бедам начинаешь постепенно привыкать.

Владимир Леонидович Туровский

Бежишь, бежишь высунув язык с шорами на глазах и остановиться не можешь. И вот встал огляделся и понял, что все, кто вместе с тобой мчались по дистанции, не просто отстали, а так отстали, что их и не видно.

Виктор Германович ходил по ярмарке и разочаровывался. Куда ни взгляни, а покупать это ненужно. У него лучше. Яблоки лучше, груши лучше, сливы тоже. Наверное, и вишни лучше? Но не сезон. Смородина чёрная, что продавали в нескольких местах, мелкая и кислая, крыжовник вообще кислятина. Правильно Чехов про того чиновника рассказ написал.