— Ваш сын здесь? — спросил я. Кришна Кришной, проблемы проблемами, но я давно для себя решил, что если могу помочь, то помогаю.
— Да-да, — засуетилась женщина, широко распахивая дверь своего домика передо мной.
Сашка остался лицезреть поросят, а я вошел в скромную обитель, действительно скромную, но очень чистую и уютную. Вытер ноги о коврик у порога и пошел за хозяйкой.
Мы прошли кухню и зашли в другую комнату, свет здесь был тусклый, окна закрыты, из обстановки — кровать, стол и шкаф. Но здесь было еще кое-что. Боль. За несколько недель я от нее отвык и сначала аж задохнулся от неожиданности, словно кто-то со всей силы врезал под дых. Сердечная недостаточность — определил я сразу же. Мальчику было лет восемь, и он умирал.
— Почему в больницу не отвезли?
— Думали, пройдет, а сейчас и поднять его страшно…
— Выйдите, — тихо попросил я. — Пожалуйста.
Она безропотно послушалась, а я подошел к кровати, на которой лежал тяжело дышащий ребенок.
Я протянул руку и коснулся его холодного влажного лба. Боль усилилась, качнулась — и исчезла. Мальчик немедленно распахнул глаза, огромные и голубые, как у Стаса.
— Привет, — брякнул он. — А вы кто?
— Доктор.
— А-а, — он снова откинулся на подушки, — тогда ясно.
— Тебя как зовут-то? — в свою очередь поинтересовался я.
— Денис, — сообщил тоненький детский голос.
— Ну, — я направился к двери, — не болей, тезка, — и вышел вон.
— Ну? — жадно спросила мать, ждущая моего возвращения.
— Все в порядке, — ответил я, и она кинулась в комнату к сыну, а я вышел на улицу.
— Вылечил, — в голосе Сашки не было и намека на вопросительную интонацию.
— Конечно.
— По тебе видно. Довольный до жути.
Мне и вправду было приятно дарить жизнь, тем более детям.
— Ну, пошли искать Михалыча, — вздохнул я, — начало положено.
***
Дом я перепутать не мог, но на всякий случай спросил дорогу у лежащих в грязи хрюшек, которые с охотой подсказали, куда идти.
— Слушай, милейшие создания эти пятаки, — восхитился ими Ухо. — Знаешь, я хрюшек видел только замороженных на базаре, а они умные, оказывается.
— Пошли, — я оторвал его от созерцания «милейших созданий», а сам постучал в дверь ветхого домика.
За дверью послышался шорох, и старческий мужской голос спросил:
— Кого несет?
— И как ты объяснишь, кто ты? — поинтересовался Ухо.
— Да легко… Федор Михайлович, я к вам! Я у вас был пять лет назад, меня зовут Денис, вы меня подвозили…
Щелкнул замок, и дверь распахнулась. В общем-то, мой знакомец не изменился и выглядел очень моложаво для своих лет, но все же на пару-тройка морщин на его лице прибавилось.
— Денис! — воскликнул он. — От Диониса!
— Вспомнили? — улыбнулся я.
— Тебя забудешь! Все село на уши поставил, тебя до сих пор вспоминают, едва только кто захворает.
От этих слов я смутился, мне всегда было нехорошо от осознания того, что я не могу помочь всем.
— А ты в гости?
— В некотором роде, — пространно ответил я. — Поговорить хотел.
— Ну ты заходи, заходи, — он приглашающе замахал руками. — Жена в гости ушла, но ничего, чаем-то и я напою, — засуетился старик.
— Спасибо, не нужно, — отказался я от чая. — Я, собственно, хотел поговорить с вашей матерью.
— О-о…— Михалыч уныло махнул рукой. — Заходи, чего уж там…
Его тон говорил сам за себя. «Только не это!» — взмолился я.
Сашка прошел вслед за мной, но уже через захлопнувшуюся дверь.
***
— Всю жизнь она все во что-то верила, все чего-то ждала, — рассказывал Михалыч, — все ждала и никому не говорила, кого или чего ждет, от мужа скрывала, от детей… А потом появился ты, и она заявила, что ждала именно тебя. Она была такой счастливой, такой умиротворенной, когда ты уехал, говорила, что выполнила свой долг, рассказывала, какой ты необыкновенный и какие великие дела тебя ждут…
— Когда она умерла? — тихо спросил я.