Я, ничем не руководствуясь, открыл последнюю исписанную страницу.
Почерк был размашистый, было видно, что человек торопился или нервничал. «Уже скоро, я знаю, — было написано чернилами. — Этого не изменить. Что ж, пусть так… Но как быть с парнем? Он придет лет через шестьдесят-семьдесят. Это долго! Это чертовски долго! Но если он не узнает то, что я должна ему сказать, он никогда не использует для себя то захудалое пророчество и не объединит этих ослов. Что же делать?.. Он должен услышать то, что я хочу сказать… — затем пропущено несколько строк, и далее почерк был уже ровным и более мелким, похоже, волнение отступило. — Прасковья передаст мои слова. Она узнает его. Его нельзя будет не узнать — ветер будет следовать за ним по пятам, так я ей и сказала. Что ж, меня уже ждут. Я знаю, что мои записи тронуть не посмеют, поэтому пишу, веря, что когда-нибудь их прочтут не мои враги», — витиеватая роспись «А. Гордеко» — и больше ничего.
— Здесь про меня, — выдохнул я. — Она хотела передать мне те слова сама, но не смогла.
Страшно было даже представить, что было бы, не передай Прасковья мне их. Я был бы уже мертв, а мир потрясла бы война между магами и людьми…
Я еще полистал дневник. Здесь были в основном личные переживания и эмоции. Никаких пророчеств.
Я перебрал другие тетради. Рецепты, заклинания, географические карты неизвестных мне мест. Никаких пророчеств.
— А это что? — окликнул меня Сашка.
Я поднял голову. Он стоял возле стены и вглядывался в доски.
— Что там? — я подошел к нему.
— Тетрадь. Два слоя досок, а она посередине.
— Ты видишь сквозь стены? — изумился я.
— Учусь.
Я вытянул вперед руку, призывая к себе спрятанную тетрадь. Миг — и она у меня на ладони. Толстая, в кожаном переплете. От нее так и веяло магией.
— Защищена, — понял я. Затем закрыл глаза и провел пальцами по обложке. — Очень сильно защищена. Даже перворазрядный не откроет.
— А маг Стихии? — забеспокоился Сашка.
— Кажется, могу.
— Но как же тогда она поставила такую защиту, если не была Стихией?
— Заклятие сборное, — пояснил я. — Оно собиралось по чуть-чуть десятилетиями. Но к нему нет ключа.
— Как это? Ты не можешь его снять?
— Не знаю, по-моему, его не надо снимать. Тот, кто может, просто, — я резко распахнул тетрадь, — откроет!
— Вы, маги, все психи, — уверенно заключил Ухо. — Ну, так что там?
— Пророчества, — я пролистывал страницы. — Десятки тысяч пророчеств…
— А нельзя ли?..
Сашка не договорил, потому что я, побледнев, впился взглядом в страницу.
— Это про деда, — и я зачитал: — «Человек золотой души, получивший огромное могущество, не справится с ним, не успевший ничему научить своего приемника, будет убит своими же друзьями, когда стекла из его сна разобьются».
Перед смертью дед сказал: «Вот стеклышки и разбились». Так сказал мне Захар. Значит, дедушка читал это. Или нет? Или это я подгоняю факты друг под друга, ничем не руководствуясь, кроме своего же воображения? Но почему Захар ничего не рассказал мне об этой предсказательнице? Я вообще никогда не слышал такого сочетания — Александра Гордеко. Как странно… Или Захар не знал или снова мне соврал…
— А нельзя ли, — снова начал Сашка, — произнести что-нибудь, чтобы все исполнившиеся за это время пророчества, исчезли? Иначе здесь неделю не разобраться.
— Не знаю, — признался я. — Такого никогда не делали, даже исполнившиеся пророчества, как правило, хранят.
— И что же делать?
Я пожал плечами.
— Импровизировать, я полагаю… Сейчас попробую.
Я взмахнул рукой, чтобы тетрадь повисла передо мной в воздухе. Так, какое же заклинание можно использовать или как сочинить новое? «Ну же, Александра, ты же знала, что я приду. Не могла не знать. Помоги же мне».
Я закрыл глаза и отдался интуиции целиком и полностью. Говорили, когда маг не знает нужного заклинания, это единственный выход.
Минут десять я стоял возле висящей передо мной тетрадью и произносил куски всех приходящих на ум заклинаний, без зазрения совести соединяя французский язык с шумерским, старорусским и современным английским.