— Сколько-сколько? — мне показалось, что я ослышался. — Сколько я был в отключке?
— Семь дней, — ответила она. — Ты нас всех еще больше перепугал. Мы боялись, что ты умрешь в больнице.
— Семь дней, — эхом повторил я. — Так, значит, сегодня… — мне и так тяжело дышалось, а тут я чуть совсем не задохнулся. — Так, значит, сегодня первое июня?
— Угу.
Выходит, Акварель была права, мне было не суждено дожить до июня, я умер двадцать четвертого мая. Но я жив. Жив! Однако прыгать и скакать от радости я не мог, тело было словно чужое. Долго ж мне придется приходить в себя…
И вдруг у меня в голове мелькнула пугающая догадка. А что, если вместе с кровью из меня вышла вся магия? Оказывается, смерть помогает понять, что ты любишь на самом деле. Хотя, если быть полностью искренним, магию я, конечно, не любил и полюбить не мог, но я ее ценил, да, это подходящее слово. Если я жив, она мне нужна, я должен помогать людям…
А если ее уже нет?
Я согнул только один палец, призывая ветер. Тюль на окне колыхнулся. Правда, слабо, но этого было достаточно. Силы, как и здоровье, восстановятся, со временем, конечно, но восстановятся.
«Я здесь…» — тихонько отозвался ветер и затих.
И я, почувствовав облегчение, растекся по подушке.
— И все же не понимаю, — сказал я, язык слушался уже гораздо лучше, — даже магии всех магов не хватило бы на это.
— Так не дал мне договорить, — Лена так мягко упрекнула меня, что мне снова стало мучительно стыдно, что я заставил ее так переживать.
— Прости, — даже не знаю, за что я извинился: за то, что перебил, или за… за ночь двадцать четвертого.
— Была использована сила двух Темных Властелинов, — выдала Лена, бросив взгляд на свой живот.
Нет, ну честное слово, если бы руки меня слушались, я бы придушился.
— Как вы додумались? — восхищенно произнес я. — И как вообще вовремя узнали, что я собираюсь сделать?
— Спроси Стаса, — посоветовала Лена.
— А почему именно его? — не понял я.
— Потому что, — она вдруг расплылась в ослепительной улыбке, — ты все еще жив исключительно благодаря ему.
— Что? Что? Что? — я не понимал ровным счетом ничего.
— Сейчас его позову и позвоню твоей бабушке, — она стремительно поднялась и шагнула к двери.
— Стой! — остановил я ее, когда она уже взялась за ручку. — С бабушкой все нормально?
Ленка хмыкнула.
— Может, хоть сейчас не время думать о других больше, чем о себе самом? С ней все в порядке, она провела здесь вчера весь день, — Лена снова взялась за дверную ручку, но остановилась. — Знаешь, здесь все эти дни время от времени были все.
— Все?
— Все, — кивнула она. — Никогда не видела, чтобы у Захара было такое лицо. И, уж тем более, не думала, что мне придется увидеть, как плачет Кристина Темникова.
У меня ком встал в горле. Лена это поняла и на этот раз вышла, пообещав отсутствовать недолго. Без нее мне сразу стало пусто и одиноко, но это ощущение продлилось не больше минуты, потому что дверь распахнулась, а за ней… За ней я увидел людей, которые все эти семь дней переживали за меня, которые сделали невероятное — они вернули меня с того света. Стас, Захар, Акварель, Сырин, Водуница, Огнев, даже Почвин (ну надо же!).
Они о чем-то заспорили с Ильей, как раз оказавшимся рядом. Как я понял, ко мне хотели завалиться всей толпой, а доктор читал им лекцию о гигиене и покое больного. Наконец, дискуссия завершилась без кровопролития, хотя Акварель, по-моему, была к нему весьма близка. В итоге в палату вошел один Стас, дверь за которым немедленно закрыли.
— Привет! — он улыбался от уха до уха.
— Привет.
Мой ученик перетащил стул от окна поближе к койке и устроился на нем. Теперь улыбка сбежала с его лица, а остался укор.
— Какого черта ты затеял все в одиночку? — спросил он.
— Нельзя было ждать, надо было скорее покончить с Кришной, — честно ответил я. — Но и ты, я смотрю, времени зря не терял, по-моему, тебя зауважали, — я кивнул на дверь.
Стас гордо приосанился.
— Ну-у, я попробовал вести себя как ты.
— Это как? — поинтересовался я. — Ни во что не ставить начальство?
— Идти на невозможное ради друга, — смущенно пояснил он. — И, знаешь, мне поверили. Захар сказал, что я переплюнул даже тебя.