Захар же отошел, повторив:
— Дерзай.
Ветер шевелил мне волосы.
Итак, мне нужно научиться направлять порыв, уже летящий на меня, а еще лучше — и одновременно усиливать его.
— Ну, ветерок, приступим, — пробормотал я, зачем-то разминая пальцы. Он сам по себе пахнул сильнее. Вот вредина, почти как я.
Но как к нему подступиться? Мне даже показалось, что на Облачной было проще.
Наконец, мне надоело думать. Поразмышлял — и хватит. Пора действовать.
И я протянул руку, схватил ветер, размахнулся и швырнул его в обратную сторону, одновременно призвав новый.
Эффект получился сногсшибательный. Причем в прямом и переносном смысле. Меня-то, как Повелителя Ветра, не тронуло, а вот остальное… Часть травы вырвало с корнем, а Захар… Захара отбросило метров на пятьдесят.
— Уп-с!
Я тут же отослал ветер и бросился к своему другу и учителю, лежащему в ужасающей позе с неестественно вывернутой рукой.
— Захар! — я присел возле него. — Ты жив?!
Он открыл глаза и подумал.
— Если я скажу «нет», ты обидишься?
— Еще бы! — я попробовал его поднять, но он закряхтел. — Эй! Ты же бессмертный!
— Чего орешь? — поморщившись, осведомился он.
— А чего стонешь, как умирающий?! — еще громче заорал я.
— Ничего-то ты не знаешь, — вздохнул он. — Бессмертие защищает от болезней и от вот таких случаев. Но бессмертие не неуязвимость. Не надо путать понятия. Не будь у меня бессмертия, я бы был уже мертв.
Я смутился.
— Прости.
— Теперь понимаешь, почему мы забираемся так далеко от людей, чтобы практиковаться?
— Да, — кивнул я. Захар все еще лежал, не меняя позы. — Эй, а ты вставать собираешься?
— Рад бы. Только твой ветерок перестарался. У меня половина костей переломана.
Я почувствовал, что бледнею.
— И что теперь? — еле выдавил я.
— Ну, в больницу нельзя, потому что врачи не поймут причин, по которым я еще жив.
— И что же делать? Что ж тебе теперь вечность лежать вот таким…э-э… переломанным?
— Зачем же? — он был спокоен, как танк. Аж противно. — Мне всего лишь нужен маг, который способен лечить.
— И где же он?
— Ну… в нашей стране их четверо…
Знакомая циферка мне не понравилась. На что он намекает? Блин, да он не намекает, а говорит прямо!
— Один из них сейчас рядом со мной, — договорил Захар.
— Но я не могу!
— Ты и на Облачной это говорил. И пять минут назад, кстати, тоже.
Пристыдил, тоже мне. Он живой, поэтому мне стыдно. А о том, что на его месте мог оказаться смертный, мне страшно было даже думать. Вот черт! Да я могу быть смертельно опасен! Интересный вывод, но не особо приятный…
Я покрутил кольцо на пальце.
— Может вызвать кого-нибудь? — предложил я.
— Хочешь, чтоб тебя осмеяли за непрофессионализм? — съехидничал он.
— Ну и ладно, зато тебя починят.
— Ты это можешь сделать сам.
— Нет!
— Да.
— Нет!
— Тебе что, нравится строить из себя беспомощного и бесталанного?
Я посмотрел на его искореженное тело, и стыд таки добрался до меня.
— Я попробую, — сдался я. — Но ты хотя бы видел, как это делается?
— Да. Сначала прикасаются к больному, пытаются почувствовать его боль, а потом… потом, не знаю, что-то происходит. Вообще-то ты должен чувствовать чужую боль на расстоянии.
— Чего?! — я аж сел на траву. — Да у нас у каждого второго что-то болит!
— Такова твоя участь. Лечи, кого можешь. По-идее, чужая боль должна быть у тебя слабее.
— А без идеи? — скривился я.
— А без идеи — тебе не повезло.
— Спасибо! Ладно, я попробую, но, если не получится, я не виноват.
— Виноват.
Я зарычал. Ну виноват, виноват. Мог бы сказать что-нибудь приятное…