Я взял на полке в ванной первую попавшуюся баночку с кремом, оторвал с нее этикетку и вернулся в свою комнату.
— Вот, держи, — я протянул Ленке крем, — намажь им лицо, где болит.
Она кивнула и открыла баночку. Запах у крема был более-менее приятный, и девчонка обильно намазала им физиономию.
— Поможет? — с сомнением произнесла она, возвращая мне крем.
— Даю слово, — улыбнулся я, забирая баночку, одновременно коснувшись ее руки и выпуская целительную силу.
— Ой! — вздрогнула Ленка. — Только намазала, и боль сразу прошла.
— Чудо-крем, — пояснил я.
— Спасибо, — снова поблагодарила она. Для меня еще никто столько не делал, ничего не требуя взамен.
— Только давай не выставлять меня ангелком, ладно? — попросил я. — Ненавижу, когда меня недооценивают, но, когда переоценивают, еще больше. А тебе-то легче?
— Немного.
— Ну, я же говорил. Ты все выплеснула, через пару дней все забудется. Родителям расскажешь?
— Нет, — она задумчиво покачала головой, — не поймут, скажут, я сама виновата. Еще и отчитают.
— Ты шутишь? — не поверил я.
— Да нет. Если синяков не останется, никто ни о чем не узнает.
Я пожал плечами, в конце концов, чужая семья — даже не потемки, а темнотища.
— Слушай, — вдруг неожиданно для самого себя я задал давно интересующий меня вопрос, — а почему ты людей сторонишься? Вроде не такая уж ты и застенчивая.
— Не знаю. Я принципиально не пью и не курю, а по ночам гулять — с родителями скандалить. Так настоящая дружба не завяжется, ведь все как раз выпивают и пропадают ночами…
— Бред, — беспардонно перебил я. — Можно подумать, смысл дружбы: нажраться водки и заснуть в обнимку. Это-то как раз и не причина. Подумаешь, не пьешь-не куришь. Я вот уже полгода не курю, и ничего, — действительно, друга-то я потерял вовсе не из-за этого.
— Кроме того, — продолжила Писа, когда я уже было решил, что она обиделась, — я много учусь. Мне это действительно нравится, не знаю, поймешь ли…
Она смотрела на меня с такой надеждой, что мне стало неловко.
— Это я понять могу, — осторожно ответил я. — Не понятно, почему родители к тебе как к маленькой относятся.
— Ах это, — сказала Ленка так, будто речь шла вовсе не о ней, а о сущей мелочи. — Это привычка. Пока я живу с ними, так и будет.
Ладно, попробовал я осадить сам себя, довольно лезть в чужую семью и душу. Ну и что, если у Писаревой предки ненормальные, это уж точно не мое дело и не моя вина.
— Спать хочешь? — вдруг спохватился я. — По-моему, кризис миновал. Так что мне лучше удалиться.
Я хотел подняться и уйти, но Писа вдруг остановила меня.
— Денис?
— Чего? — я посмотрел в ее уже ставшее нормального цвета лицо.
— Можешь еще не уходить? — робко попросила она.
По-моему, несмотря на свои слова, она не ожидала, что я соглашусь остаться. Но я не стал отказываться. Спать мне не хотелось. Ну уйду я, а что дальше? С Костиком трепаться? Да у него все разговоры только на гастрономическую тему и о том, что в холодильнике запасов маловато.
— Ладно, — и я остался на месте.
— Боюсь, что в одиночестве опять нахлынет…
— Брось, — отмахнулся я, — не оправдывайся. Без проблем, останусь. Ну, а раз я остался, расскажи мне что-нибудь.
— Да мне нечего!
— Всем есть, что рассказать.
Ленка покачала головой.
— Только не мне.
— Слушай, — взвился я. — Тебе что, кто-то внушил, что ты хуже всех на свете?
Она подумала.
— Да нет вроде.
— Тогда какого черта ты себя в каждой фразе принижаешь? Вот хотя бы подумала, почему на тебя пацаны внимания не обращают.
Она покраснела до корней волос, но ответила:
— Потому что я страшная и толстая, да еще и зануда.
— Что-что-что? — если насчет зануды и можно было бы согласиться (хотя мне с ней было вовсе не скучно), то все остальное было бесспорно… бесспорно неверно. Уж если Ленка толстая, то уж что делать тем, кто крупнее ее? Вешаться, что ли? Ну да, мослы не торчат, но ведь она не то что толстая, ее даже крепкой не назовешь. Она достаточно высокая, и, если бы была худее, стала бы похожа на Кощея Бессмертного, который не успел позавтракать. А по поводу красоты…Ну, не Мадонна, но вполне симпатичная. Ее бы просветить о том, как пользоваться косметикой и отобрать резинку для волос, то получится очень даже привлекательная блондинка. — Тебе кто такое сказал?