В этом и было мое задание — убедить девушку, что магов нет. Ведь, в принципе, доказать обратное она не может. Итак, я должен был так заговорить ей зубы, чтобы она поверила мне больше, чем собственным глазам. Иначе говоря, мне предстояло сделать то, чего не смогли добиться опытные психиатры. А так как я сам еще слишком близок к простым людям, «мои работодатели» побаивались, что это я пойду на поводу у нашей «сумасшедшей» и вместо того, чтобы заставить ее признать, что все, что она видела, неправда, сам расскажу ей недопустимую разглашению информацию.
— Поэтому возьми с собой кого-нибудь обычного, чтобы получше сдерживаться и не сболтнуть лишнего, — посоветовал Захар.
— Кого, интересно? — хмыкнул я. — И под каким предлогом?
— Придумай сам.
Ну, как всегда, помощь мне была оказана колоссальная, то есть никакая, а, по словам Захара, мне предстояло сделать сущие пустяки, то есть невозможное.
— А не проще стереть девчонке память? — спросил я.
— С чего ты взял, что память можно стирать? — удивился наставник.
— Как — с чего? — я даже растерялся. — Во всех книгах и фильмах волшебники память стирают всем, кто их видел.
Захар усмехнулся и нравоучительно произнес:
— Никогда не верь тому, что написано. Многие авторы чертовски талантливы, и мало ли чего они выдумают. Запомни раз и навсегда, что память магией стирать нельзя. Стираешь память — стираешь разум и получаешь не человека, а растение, поэтому милосерднее просто убрать свидетеля, чем стирать его память. И тебе с этой девушкой придется постараться, ведь либо ты ее переубедишь, либо ее придется уничтожить. Она знает не так много, так что в твоей власти ее спасти.
— А если я не готов к такой ответственности? — заартачился я, кожей чувствуя, что из этого ничего хорошего не выйдет.
Захар дернул уголком губ. То ли хотел улыбнуться, да передумал, то ли у него был нервный тик.
— Ты готов, — уверенно произнес он.
У меня аж руки опустились. Готов, не готов, а иди и делай. Весело! Тьфу на такую жизнь!
— Как хоть эту девчонку зовут? — обреченно спросил я.
— Вообще, Ирина Торопова, но она предпочитает, чтобы ее называли Акварель.
— Она что, художница?
— Да, и сейчас рисует исключительно того черного мага, которого видела.
Захар, прищурившись, смотрел на меня. Вот ведь ехидна магическая! Зла не хватает.
— Ну что, берешься? — лукаво спросил он.
«Можно подумать, я могу отказаться», — слегка обиженно подумал я. Тяжело вздохнул и ответил ожидаемо:
— Берусь.
Он улыбнулся.
Я мысленно зарычал.
***
Я вернулся домой, и мы с бабушкой молча сидели на кухне и пили чай. Я молчал, потому что смертельно устал, а бабушка… Мне было ясно, о чем она думала, но мне не хотелось снова убеждать ее в том, что я не свихнусь.
В кухню вошел Пурген. Хвост у него стоял трубой, а глазища так и горели.
— Поговорить надо, — сказал он, может, мне показалось, но, по-моему, на его морде мелькнуло беспокойство.
— Говори, — пожал я плечами.
Бабушка метнула на меня испуганный взгляд, но быстро сориентировалась, с кем я разговариваю, и только поморщилась. Наверное, беседы дедушки с Матвеем вспомнила.
Пурген оскоблено фыркнул.
— Наедине.
Я отхлебнул из кружки.
— Что, срочно?
Он зевнул и потянулся.
— Нет, не срочно. Но важно.
— Тогда допью, и поговорим.
— Как знаешь, — снова зевнул наглый кот.
Бабушка тревожно смотрела то на Пургена, то на меня.
— Что ему надо? — спросила она.
Я пожал плечами:
— Поговорить.
— О чем?
— Понятия не имею.
— А она и не должна иметь! — встрял кот.
— Заткнись!
— Что-о?! — изумилась ба.
— Это я с Пургеном, — пояснил я. — Он все меня дрессировать пытается.