— А ты не говори, не говори, — успокоил меня мой проводник Михалыч. — Не говори, лечи только.
Я благодарно улыбнулся. Меня этот вариант полностью устраивал. Силы за два часа поездки ко мне вернулись, и я мог исцелять людей без всякого для себя ущерба.
— Надеюсь, вы ничего не сделали с животными, которые бросились на вас? — спросил я у исцеленного семейства.
— Нет, — со злостью ответил мужчина, — в руки не даются, но я подкараулю и…
— Никаких «и», — невежливо перебил я. — Животные не виноваты. Этот человек в черном, которого вы видели, преступник и очень опытный гипнотизер. Он подействовал на психику ваших животных, — выдал я самую правдоподобную версию случившегося. — Могу вам обещать, что звери успокоятся.
Лица у селян были задумчивые, но после того, как я их исцелил одним прикосновением, недоверия ко мне, слава богу, не было.
***
Мы с Михалычем прошли много домов, и почти в каждом мне приходилось исцелять и врать, что Брагос — гипнотизер, что из воздуха он не появлялся, а просто заставил всех так думать. Постепенно паника сходила на нет, и люди стали выбираться на улицу.
Стоит ли говорить, что я умаялся?
— Бледный такой, — заметил заботливый Федор Михайлович, когда мы покинули очередной дом. — Устал?.. Да чего это я? Устал, конечно, и спрашивать не надо.
— Да ничего, — ответил я, пытаясь казаться бодрым. — У вас же еще люди пострадавшие остались.
— Да, еще три дома, — признал дед. — Хорошо, вон тот мой. У меня, слава тебе господи, все живы-здоровы. Зайди вон в те два, — предложил он, — а я пока пойду чайник поставлю. Закончишь, дуй ко мне прямым ходом.
Я кивнул и отправился дальше.
Управился я быстро, но умаялся капитально, сильнее, чем после электрички. Людей я вылечил не очень много, но почему-то они дались мне тяжело. На меня что-то давило, лишая сил.
Очевидно, черный маг здесь постарался на славу.
Я пришел к Михалычу, совершенно не чувствуя под собой ног. Он познакомил меня со своей женой и матерью, совсем уже немощной старушкой, не встающей с постели.
— Детей нам бог не дал, — как бы извиняясь, сказал Федор Михайлович.
Меня накормили блинами и чаем с медом. Это были милые люди, так и кружились вокруг меня, выискивая, чем бы еще угодить, и трещали о своей сельской жизни без умолку. Только мать Михалыча, Прасковья Федоровна, не произносила ни слова. Она была слепа, но по осмысленному выражению лица можно было с уверенностью утверждать, что она нас слушает, только не вмешивается.
— Я хочу наедине поговорить с молодым человеком, — вдруг ни с того ни с сего сказала она, поразив всех нас.
Я пораженно уставился на нее. Может, я поторопился, решив, что маразм обошел ее стороной?
— Мама, — начал было Михалыч, — что за глупости?..
— Я хочу поговорить с ним, — отрезала Прасковья Федоровна таким тоном, какому бы позавидовали генералы.
Михалыч и его жена виновато посмотрели на меня, словно извиняясь за старую женщину.
— Идите, мы поговорим, — успокоил я, сам ровным счетом ничего не понимая.
Хозяева вышли на улицу, а я с некоторой опаской подошел к кровати бабки Прасковьи.
— Дождалась-таки, — с облегчением вздохнула она.
Я присел на стул у ее кровати и несмело спросил:
— Чего — дождались?
— Тебя, волшебник, тебя.
Сердце громко бухнуло и куда-то провалилось, я вздрогнул.
— С чего вы взяли, что я… — договорить мне не дали: старая женщина властно подняла руку.
— Ври, кому хочешь, но не мне. Знаю я про вас, маги. Мне еще в молодости одна гадалка предсказание сделала, что придет ко мне…
Про то, как надо говорить со старшими, а теме более с пожилыми людьми, я напрочь забыл и беспардонно перебил:
— Какая гадалка?
— Волшебница, — старушка и не думала обижаться. — Подруга моя. Она мне рассказала, потом другие маги меня убить пытались, да она спасла. Только ослепла я с той поры…
Мне вдруг стало так стыдно за магов, которые сотворили такое, что я отвернулся. Только слепая не видела моего жеста и спокойно продолжала: