Капитан кивнул и натянуто улыбнулся. Мэтьюз продолжал:
— Если победят белые генералы, они будут считать нас своими спасителями. Если же, не дай бог, победят большевики, то мы потребуем у них концессии — за помощь, оказанную русскому народу. Пожалуй, стоит дать в газетах сообщение, что русским посланы продовольствие и одежда. Но только, конечно, после того, как вы отчалите.
— А почему не сейчас? — спросил молчавший до сих пор Коллинз.
— Нельзя, — решительно ответил Мэтьюз. — Найдутся любопытные, и тогда мы не оберемся неприятностей. Нет, нет! Никаких официальных сообщений, пока судно не выйдет в море. Но вы, капитан, можете говорить всем, в том числе и команде, что грузите продовольствие и игрушки для русских детей. Да, игрушки — наша сентиментальная публика на это. клюнет!
— Но тут у вас значатся, сэр, сто пушек и две полевые кухни, — растерянно возразил капитан. — А это, как вы понимаете, предметы громоздкие! Вы не боитесь, что они будут обнаружены? Ведь это не мелочи какие-нибудь — взял и завернул в старые газеты!
— Совершенно верно, но мы учли решительно все. Именно потому, что кухни будут бросаться в глаза, они и послужат для маскировки. На них написано «Помощь». И одеяла упакованы так, чтобы сразу видно было, что это такое. А вот орудия — наоборот. Наши артиллеристы разобрали их, уложили детали в большие ящики и тщательно замаскировали. Все запаковано очень аккуратно и прочно. В последнюю очередь будут грузить консервы, одеяла, галеты и эти самые полевые кухни. И пусть все это останется на причале, на самом виду, до последней минуты. На ящиках четкая маркировка: «Продовольствие», «Игрушки».
— Отлично, — сказал капитан. — А теперь разрешите узнать, когда начнется погрузка?
— Сейчас скажу. Я обо всем уже договорился с грузовым агентством. Ровно в полдень, — Мэтьюз вынул часы, посмотрел на них и положил обратно в жилетный карман, — иными словами, через полтора часа со склада выйдут первые автофургоны. Машины пойдут сюда сплошным потоком. Ящики сразу же сгружать в трюмы. По нашим расчетам, погрузка должна быть закончена завтра утром к пяти тридцати. А час спустя ваше судно выйдет в море. Это реально?
— Да, сэр, вполне. Пожалуй, даже всего двадцать минут спустя.
— Прекрасно! — оживился Мэтьюз. — Не зря я на вас так рассчитывал, капитан. Верно мне говорили в Вашингтоне, что вам любые трудности нипочем. — Он извлек из портфеля пачку бумаг. — Здесь карты Тихого океана. Мы проложили для вас курс. Я знаю, такие бывалые моряки не любят мелочной опеки, но зато в любой час дня и ночи мы будем знать, где вы находитесь. Да, чтобы не забыть: радировать будете один раз в сутки. Чем реже пользоваться передатчиком, тем лучше. В случае каких-нибудь изменений вас известят накануне прибытия. Если извещения не будет, следуйте этим курсом. Наши инструкции будут подписаны «Самаритянин». Значит, так. Вы выходите в Охотское море и следуете до этого вот порта на Дальнем Востоке. — Тут Мэтьюз ткнул в едва заметную точку на карте. — Ни в какие промежуточные порты не заходите. Доставите груз по назначению и пойдете через Татарский пролив в Японское море. В Нагасаки возьмете все, что нужно для обратного рейса. Да, меня просили предупредить вас, что в Охотском море возможно столкновение с русскими военными кораблями. Впрочем, флот у русских настолько мал, что это едва ли вероятно. Но все же будьте начеку. Если вас остановят корабли красных, скажете, что идете в Японию. Впрочем, решайте сами на месте, как выйти из положения. А я прикажу радировать, куда надо, что завтра «Сокол» выходит в море.
— Договорились, — сказал капитан, — у меня возражений нет.
— Отлично. Мистер Коллинз уже распорядился обеспечить вас углем. А провиант и все прочее будет у вас на борту до двадцати четырех ноль-ноль. Что еще, капитан? Есть какие-нибудь вопросы? Сомнения?