Мама встревоженно щупала мой лоб и клала на него мокрые полотенца. Холодным обручем сдавливало голову.
- Позови доктора, - задыхаясь, сказал я и облизнул пересохшие губы. - Мама, слышишь, позови доктора. Очень больно.
Она, схватила косынку и бросилась к двери. Но у самого порога остановилась.
- Не надо доктора, Сашенька, - отвернувшись к окну, неуверенно сказала она. - Не надо… Это злой дух в тебя вселился. Ты лучше помолись, сынок, и я за тебя помолюсь. Вот тебе и полегчает. Господь бог тебе поможет, а не доктора. Все в воле господней.
Спотыкаясь, она подошла к дивану и упала возле него на колени. Волосы у нее рассыпались по плечам; раскачиваясь взад-вперед, она торопливо забормотала какую-то молитву, время от времени тревожно поглядывая на меня воспаленными глазами.
Помолись… Эх, мама, мама, опять она за свое… Мне больно, а она - помолись! И эта история тянется уже несколько лет. С тех пор, как в нашем доме появились тетка Серафима, а затем дядя Петя. По вечерам мама стала часто уходить с ними на моления, оставляя меня одного. Возвращалась она поздно, когда я уже спал, и по утрам я не мог ее узнать - такая она была бледная и усталая. У нее мелко дрожали руки. Камни они там грузили, что ли?
Однажды она попробовала и меня туда затащить. Но я сказал, что скорей убегу от нее и попрошусь в детдом, чем молиться. Она отлупила меня и оставила в покое. Потому что сама не раз говорила, - меня не переупрямишь.
Вот с той самой поры все реже и реже стала улыбаться моя мама. На золотистые косы она набросила черный платочек и завязывала его под подбородком тугим узлом. И от этого доброе, ласковое лицо ее стало чужим, и строгим, и далеким, как самая далекая звезда.
Но если бы она только ходила и молилась! А то ведь, от всего этого совсем никудышная стала у меня жизнь. Бывало, чуть стемнеет, мама спешит в молитвенный дом, куда-то на окраину города. Иногда у нее не хватало времени даже сварить поесть. Но это еще что! Посыпал кусок хлеба сахаром - и ладно. И за то, что она врачей перестала вызывать, когда мне случалось заболеть, - все стояла возле моей кровати на коленях и молилась, - за это я тоже на нее не обижался: я всегда боялся уколов. Хуже, что она совсем перестала давать мне деньги на кино. «Греховное это зрелище, Сашенька, - говорила она. - Нечего тебе там делать». И я из-за этого не смог посмотреть даже «Красных дьяволят». И вообще в четвертом классе почти за год я был в кино только один раз - нам старшая вожатая билеты купила, за металлолом. Хорошо, что мама не узнала, - побила бы.
Потом мама стала забирать книги, которые я приносил из библиотеки. «Сына полка» забрала, унесла куда-то. Даже дочитать не успел. А меня за это из библиотеки выписали, как неаккуратного читателя. На «Пионерскую правду» мне подписаться не разрешила. Вот как все это оборачиваться для меня стало.
Когда я в последний раз заболел, мама молилась целый день. И назавтра мне стало лучше. Температура с утра была нормальной, и мама просто сияла от радости.
- Вот видишь, Сашенька, услышал господь мои молитвы, пожалел тебя, непутевого, - говорила она, заботливо поправляя на мне одеяло.
Я лежал и тихонько посмеивался: при чем тут бог? Просто спала температура - и все. Но через день меня скрутило так, что я уже не мог ни ахнуть, ни вздохнуть: можно было подумать, что маминому богу надоело со мной возиться.
Мама плакала, молилась, но по вечерам продолжала оставлять меня одного и за врачом не посылала. А мне то становилось лучше, то хуже, и это тянулось чуть не целую неделю.
Однажды мама уже совсем решилась вызвать врача - температура у меня поднялась до сорока, но пришёл дядя Петя.
- Бог спасет, - ласково сказал он. - С открытым сердцем молись, сестра. Усердней молись.
И мама снова никуда не пошла.
А потом к нам заглянула Вера Николаевна, наша учительница. Она с ребятами вернулась из похода и зашла узнать, почему я не поехал со всем классом.
- Врача вызывали? - спросила учительница, положив руку мне на лоб.
Она знала, что моя мама недолюбливает врачей.
Мама отвернулась и кивнула.
Вера Николаевна посмотрела на меня.
- Нет, - с трудом разлепив пересохшие губы, прошептал я.
Она тут же выбежала из дому, а через несколько минут примчалась «скорая помощь». Старенький доктор в незастегнутом халате и белой шапочке, из-под которой выбивались редкие седые волосы, бегло осмотрел меня и хрипло сказал длинное, непонятное и страшное слово:
- Полиомиелит.
Взъерошенный, бледный, доктор резко повернулся к маме.
- Когда он заболел?