- Слышал, что тетя Даша сказала? Заметил, что она в мягких тапочках ходит? Ну так запомни: здесь лежат больные люди. Им нужны тишина и покой. И если ты еще раз вздумаешь так греметь и орать…
- Никогда! - перебил его Венька. - Честное пионерское.
Я облегченно вздохнул.
Проговорили мы до самого вечера. Я рассказал Веньке о вас, о своей жизни в Качай-Болоте, он мне - о нашем классе.
Говорил он шепотом и время от времени испуганно оглядывался на дверь.
- А как ты узнал, что я уже вернулся? - спросил я.
Оказалось, что Федор Савельевич поехал за ним сам. Прямо из клиники. В школе он Веньку не застал, занятия уже окончились. Тогда профессор взял Венькин адрес, но его не было и дома. Разыскал он его в Доме пионеров и прямо оттуда привез в институт. Внизу профессор задержался, а Венька, подобрав полы длиннющего халата, помчался ко мне: Федор Савельевич еще по дороге сказал ему номер палаты.
…Дважды тетя Даша приоткрывала дверь и заглядывала к нам, а мы не могли наговориться. Наконец она принесла коробку со шприцами и ампулы и посмотрела на Веньку так, что он тут же начал собираться.
- Завтра приду, - шепнул он мне, а когда тетя Даша отвернулась, показал ей язык.
Назавтра Венька пришел вместе с Григорием Яковлевичем, нашим классным. Халат по-прежнему волочился за ним по полу, но шел он на цыпочках и вежливо поздоровался с тетей Дашей. Она не ответила, видно, никак не могла простить ему вчерашнее.
Григорий Яковлевич сидел на стуле, крутил свое пенсне и щурил близорукие глаза. Венька, наверно, успел все рассказать ему, потому что он ни о чем не расспрашивал. Потом вышел в коридор, о чем-то потолковал с Федором Савельевичем, вернулся и сказал:
- Профессор разрешил тебе заниматься здесь. Ты здорово отстал, Саша, поработать придется серьезно.
- Поработаю, - охотно согласился я. - Вечером дядя Егор придет. Учебники принесет, тетрадки, и начну.
Григорий Яковлевич нацепил пенсне на нос и недоуменно посмотрел на меня:
- Зачем же вечером? Сейчас и начнем.
Он встал, придвинул к моей кровати табурет, положил на него карандаш и тетрадь, которые вытащил из кармана.
- Запиши тему по геометрии: «Теорема Пифагора».
И мы целый час занимались геометрией, пока я не понял, почему квадрат гипотенузы прямоугольного треугольника равен сумме квадратов катетов. А Венька в это время показывал Жене «теневой театр», и тот взвизгивал от удовольствия: больно уж занятные фигурки получались у Веньки.
Когда они уходили, Григорий Яковлевич записал; мне на листке условия четырех задач по алгебре и велел к следующему дню все решить.
Вот, такие дела, Катя. Вечером дядя Егор принес в палату мою старую доску и приделал ее к кровати. Венька притащил все учебники и повесил на стенку расписание уроков. И я теперь учусь.
По утрам, когда в палате только мы с Женькой, он диктует мне диктанты. Женьке понравилось быть учителем, и он нарочно искажает слова, чтобы я делал ошибки. Когда я кончаю писать, он берет мою тетрадку, заглядывает в книгу, поправляет ошибки и ставит красным карандашом отметки. Когда ему удается поставить двойку, он хохочет и приплясывает от радости. А я переписываю диктант еще раз и заучиваю слова, в которых сделал ошибки. На Женьку я не обижаюсь: он ведь еще маленький, второклассник.
Потом приходят Венька или Алеша Вересов. Они рассказывают, что было задано на дом. По истории, ботанике и литературе я почти догнал их, ведь как ни говори, времени у меня много. А по арифметике, физике и языку отстаю. Григорий Яковлевич и Анна Петровна присылают мне задания. Особенно достается от Григория Яковлевича. Он задает по четыре задачи и через день приходит в клинику сам. И гоняет меня совершенно беспощадно. Даже ребята удивляются, почему он мне столько задает.
И еще одна новость, Катя. Ленька - тот самый Ленька, с которым мы мастерили ракету, - стал нашим отрядным вожатым. Это было первым, о чем Венька рассказал. Он очень рад, говорит, что теперь в нашем классе должны дела пойти на лад. Я тоже рад: Ленька хороший парень, с ним всегда интересно.
Одним словом, Катя, все сразу не опишешь. Об остальном расскажу позже. А что слышно у вас? Как твоя мама? Ребята как? Напиши.
Саша Щербинин».
ТОЛЬКО БЫ НЕ ОТСТАТЬ!
Дни бегут так стремительно, что не успеешь, кажется, ничего сделать, а тетя Даша уже гасит в палате свет. Десять часов, отбой. Я кладу учебник на тумбочку и еще долго не могу заснуть. Лежу, смотрю в окно. По улице беззвучно пролетают ярко освещенные троллейбусы. Окна в них разрисованы морозом и инеем, людей мне не видно. Над круглыми фонарями в сквере тихо кружатся снежинки. Кружатся и кружатся, как будто даже не думают оседать на землю. В центре сквера стоит высоченная снежная баба. Малыши все-таки слепили ее, какие-то веселые парни помогли им взгромоздить третий ком. Глаза у бабы сделаны из угольев, вместо носа огромная (и где только среди зимы нашли такую!) морковь, на голову вместо шляпы насажено ведро. Ведро сбито на затылок, и от этого у бабы лихой и забавный вид. Кажется, она вот-вот взмахнет метлой, которую ей ребятишки сунули в руки, и пойдет отплясывать «Лявониху» по расчищенным от снега дорожкам.