Но проходит урок, и Венька снова хрипло спрашивает:
- Ребята, кто взял, детали?
Этот же вопрос в глазах у Григория Яковлевича, у Леньки, у Глафиры Филипповны. Они сидят вместе с нами и ждут нашего ответа. Вместе со всеми его ждет и Венька. Детали я нашел в его портфеле. Если их не вернут, ребят никогда не пустят на завод. Всех ребят… 7-ой «А»… Но это будет несправедливо. Ладно…
- Я взял детали, - громко говорю я и пугаюсь собственных слов. Но отступать поздно.
- Ты?
Весь класс оборачивается ко мне. Венька впивается в меня глазами и досадливо машет рукой:
- Да ну тебя…
Я достаю из кармана детали и показываю их ребятам:
- Вот они.
Тишина. Как в космосе. Ни звука. И затем короткое, хлесткое, словно удар по уху:
- Вор!
Это Генка Козлов. Я хорошо, слишком хорошо знаю его голос.
- Неправда! - кричит Венька и хватает меня за руки. - Ты не мог их взять, слышишь! Это какая-то чепуха!
Эх, Венька, Венька, дорогой мой друг! И как ты не понимаешь, что эти самые слова я сам хотел тебе сказать целый бесконечный длинный урок?
Я молчу. Тогда Венька наклоняется надо мной и тоскливо спрашивает:
- Зачем ты их взял, Сашка?
И в голосе его столько искренней боли, что я готов закричать от стыда. Зачем ты спрашиваешь это у меня, Венька? Пусть бы Генка спросил. Генка - это понятно, он всегда меня терпеть не мог, но ты, ты!..
- Эти… детали… взял… я, - запинаясь на каждом слове, говорю я. - Больше ничего у меня не спрашивайте, я ничего не скажу.
С какой радостью я бы сейчас выбежал из класса и помчался домой! Чтобы не чувствовать на себе презрительного Генкиного взгляда. Не видеть, как растерянно крутит пенсне Григорий Яковлевич. Как весь подался вперед и с горьким недоумением смотрит на меня Ленька. Не видеть Веньку, ошеломленного, взъерошенного, готового предать меня, как когда-то мама предала меня этому гаду Сачку. Но я не могу встать из-за парты, хотя рядом, у стены, стоят мои костыли. Сюда мне помогли прийти Венька и Алеша, сам я еще с трудом делаю всего несколько шагов. И я должен сидеть здесь и слушать все, что обо мне будут говорить.
Но обо мне ничего не говорят. Григорий Яковлевич подходит, собирает эти проклятые детали и отдает их Леньке. Потом устало произносит:
- Идите по домам.
Все мнутся, топчутся возле парт, но Григорий Яковлевич обводит класс тяжелым взглядом, и ребята начинают расходиться.
- Вы тоже идите, - кивает он Леньке и Глафире Филипповне.
Мы остаемся одни. Григорий Яковлевич садится на край парты против меня, смотрит мне прямо в глаза и говорит:
- Я тоже не верю, что эти детали взял ты. Саша, дорогой, я тебя очень прошу, объясни мне, что произошло?
Я прикусываю губу. Я вас очень люблю, Григорий Яковлевич. Я счастлив, что вы мне верите, но объяснить ничего не смогу. Это не мой секрет. Пусть все считают, что детали взял я. Я ведь тоже верю, что тот, кто взял их, сделал это не нарочно, что тут какая-то нелепая ошибка. Иначе зачем бы он таскал их в портфеле? Зачем сам дал мне этот портфель - ведь я просил только тетрадь! Может быть, время распутает эту загадку, а я ничего не могу сделать.
Мы сидим друг против друга и думаем каждый о своем. Думаем долго. Потом Григорий Яковлевич бережно обнимает меня за плечи и помогает выйти из класса к машине. Я сажусь в нее. Григорий Яковлевич подает мне руку, я ее вяло пожимаю и берусь за рычаги. За школьным забором меня ждут Венька и Алеша. Они становятся слева и справа, и мы втроем медленно движемся по улице. Потом Венька проходит вперед и загораживает мне дорогу.
- Ты не мог взять эти детали, - говорит он. - Я не верю тебе. Я работал все время рядом с тобой. Ты не мог их взять на заводе.
Венька - не Григорий Яковлевич, а Алеша - не весь класс. Сказать или нет? Скажу. Ведь если Венька может так говорить, значит, или он не виноват, или мне нужно о нем навсегда забыть.
И чем скорее, тем лучше.
- Я взял их у тебя в портфеле, Веня, - тихо говорю я.
Он отшатывается от меня и бледнеет. Почти незаметные зимой веснушки на его лице снова выступают, как нарисованные.
- В моем портфеле? - задыхаясь, переспрашивает он.
Я киваю и трогаюсь с места.
Но Венька кладет руку на рычаг.
- Ты веришь, что я их не брал? - спрашивает он.
Я смотрю в его голубые, чистые, как лесные роднички, глаза и говорю:
- Верю.
- А ты? - Венька поворачивается к Алеше.
- Верю, - без колебаний отвечает тот.