Тут Сокольского позвали, и он вышел. А я решил не писать. Думаю, придет завтра дядя Егор, попрошу его, пусть сходит в школу. А то пока письмо дойдет да пока его Веньке передадут… И домашнего адреса его я, как назло, не знал. Улица Коммунистическая, а вот какой дом, квартира?.. В голову как-то не приходило спросить.
Да… Вот лежу я, значит, и скучаю. В палате нас двое: я и Женя Багров. Он совсем еще маленький, лет десяти, черный, как галчонок. Женя, как и я, болел полиомиелитом, а потом тоже не мог ходить. Но только совсем недолго, его быстро вылечили. И теперь он не сидит в палате ни минуты, бегает все время по клинике, и даже помогает сестрам записки и передачи разносить. Он еще чуть-чуть на левую ногу прихрамывает, но Федор Савельевич сказал, что это скоро пройдет и он будет совсем-совсем здоровым. Вот ведь как хорошо, а?
Мне повезло - и здесь моя кровать у окна. А за окном скверик, весь в снегу. Дорожки расчищены, а там, где были клумбы, настоящие сугробы. Ребятишки бабу лепят. Здоровую такую бабу! Снег мокрый, катается хорошо, вот они и лепят. Один ком на другой поставили, а третий никак не поднимут - высоко. Вот бы им помочь…
Тетя Даша книги принесла. Мои любимые. «Тимур и его команда», «Дети капитана Гранта». А мне читать не хочется. Качай-Болото вспоминаю, тебя, Митьку с Севкой. Вдруг слышу - шум на лестнице. А потом по коридору кто-то как припустит! Не иначе, Женька. «Ох и задаст ему сейчас тетя Даша за беготню», - думаю, а самому даже завидно немножко; Я бы, наверно, тоже так бегал, если б вылечился!
А топот к нашей палате приближается. Обрадовался я. С Женькой в шахматы сыграю, все веселее будет. Он хвастался, что здорово играет, всех здесь обыгрывает, даже взрослых. Сейчас проверим - я в санатории тоже был не последним шахматистом.
И вдруг открывается дверь, и в палату влетает… Ну, кто бы ты думала? Венька! Рыжий, растрепанный, а за ним халат по полу тянется. Как увидел он меня, как заорет:
- Сашка!
И ко мне. Схватил за плечи, трясет, а в глазах у него золотые искорки так и прыгают.
А следом за ним вошла тетя Даша. И прямо с порога строго сказала:
- Молодой человек, немедленно убирайтесь отсюда.
- Это почему? - как воробей, взъерошился Венька.
Тетя Даша всплеснула руками от возмущения и уперла кулаки в бока.
- Нет, вы только посмотрите на него! - воскликнула она. - Без разрешения ворвался в больницу, промчался по ней так, что задрожали стены, опрокинул в коридоре стол и после этого еще «почему»? Убирайтесь!
Она широко распахнула дверь и отошла, словно уступая Веньке дорогу.
- Да не опрокидывал я вашего стола, - взмолился Венька. - Чуть задел только. Я же не виноват, что вы его в самом проходе поставили.
Но тетя Даша молча показала ему на дверь.
Вот тебе раз!
- Тетя Даша, ну разрешите ему побыть, - попросил я. - Он больше не будет.
- Не буду, - мрачно подтвердил Венька.
Тетя Даша была неумолима.
- Вот я возьму да сейчас же вызову… дежурного врача, - сказала она, и лицо ее покрылось красными, пятнами. - Стыдно, молодой человек! (Это Венька-то молодой человек!) Больница, между прочим, не стадион. И вообще, где вы взяли халат? Приемные часы давно окончены.
И смотрит на Веньку, прямо как на какого-нибудь жулика. А он стоит красный как рак и галстук свой за кончик дергает.
«Вот влип», - думаю я, а самому аж заплакать хочется. Выгонит она его сейчас, как пить дать выгонит! Сто лет не виделись, и даже поговорить не даст. А спорить нельзя: больница в самом деле не стадион, и на этот счет тетю Дашу не переспоришь.
- Иди, Веня, - говорю, - завтра придешь.
- И завтра не придет, - отрезала тетя Даша. - Хулиганам здесь делать нечего.
…Тетя Даша, тетя Даша, что вы такое говорите! Разве Венька хулиган? Я от этих слов чуть с кровати не свалился.
Не знаю, чего бы я ей от обиды наговорил, если б в это время в палату не зашел Федор Савельевич.
- Уже прибежал? - говорит он Веньке и улыбается. А потом поворачивается к тете Даше: - Это я приказал халат ему дать. Пусть приходит после обеда в любое время.
- Пусть приходит, - растерялась тетя Даша; - Я… ничего. Пожалуйста, Федор Савельевич… Только уж сами ему расскажите, как себя в клинике вести нужно, а меня от этого дела увольте.
Она неприязненно посмотрела на Веньку и вышла, сердито шурша накрахмаленным халатом.
Тогда профессор подошел к Веньке и положил ему руку на плечо.