Он дважды назвал фамилию солдата и впервые не перепутал ее.
ИСПЫТАНИЕ
1
Кто-то осторожно тронул его за плечо и тихо позвал. Зубанов открыл глаза. Наташа смотрела пристально и тревожно.
— Костя, к тебе дежурный. Что-то случилось…
— Да? Пусть зайдет.
Зубанов сбросил простыню, сел, посмотрел на часы. Одиннадцать тридцать три. После ночного обхода границы удалось поспать два с половиной часа. Что там еще могло случиться?
— Слушаю вас? — сказал Зубанов, когда ефрейтор Цыбуля вошел и прикрыл за собою дверь.
— Товарищ лейтенант, вас старшина на вышку зовет.
— Что значит — зовет? — нахмурился Зубанов.
— На той стороне турки кого-то бьют, товарищ лейтенант.
— А точнее?
— Какого-то гражданского. Палками и камнями. В общем, старшина вас просит.
Это было серьезно.
— Позвоните старшине Пятирикову, пусть наблюдает. Сейчас поднимусь к нему. Идите.
Цыбуля козырнул, четко повернулся и вышел. И хотя это не ускользнуло от придирчивого взгляда лейтенанта, в душе все же остался неприятный осадок. "Старшина зовет. В общем…" Что за вольности?"
Только этой весной он окончил пограничное училище и приехал сюда на должность заместителя начальника заставы. Многие солдаты были ему почти ровесниками и смотрели на него, как на ровню.
"Ладно, увидят, на что я способен", — подумал он. Вчера начальник уехал в отряд. Зубанов оставался на заставе единственным командиром. И от того, что начало оказалось не очень спокойным, его охватило тревожное возбуждение.
Зубанов быстро оделся и взглянул на себя в зеркало. У него были развернутые плечи, резко очерченные губы, светлые и холодные глаза. Пуговицы горели, как огоньки. Все в порядке! Он вышел на кухню.
Чайник на примусе дребезжал, сердито фыркал струйками пара. Наташа обернулась, посмотрела с тревогой.
— Ты надолго?
— Не знаю.
— Что-нибудь серьезное?
— Турки кого-то бьют.
Она удивленно подняла брови, хотела еще что-то спросить, но муж торопился. Жена вышла проводить его на крыльцо. Жмурясь от солнца, Зубанов буркнул небрежно:
— Поспать не дали, черти…
Наташа прижалась к нему, провела ладонью по упругой щеке.
— Милый…
Это могли увидеть солдаты. Зубанов легонько отстранил ее и, бросив, что скоро будет, не оглядываясь, сошел с крыльца. Но, чувствуя взгляд Наташи на себе, он с досадой подумал, что не приласкал и не успокоил ее, и она теперь будет волноваться, а это ей вредно: жена ожидала ребенка.
Вышка стояла в дальнем углу двора. Короткие четкие тени падали от кипарисов. На упругих, словно проволочных кустах лавровишни, блестело солнце. Рубчатыми языками зеленого пламени вырывались из-под земли стебли агавы.
У подножья вышки тощая серебристая крольчиха щипала траву. Она доверчиво посмотрела за Зубанова, потом запрыгала прочь, вслед за нею поднялись и поскакали крольчата.
Зубанов легко и быстро стал взбираться по лестнице. На верхней площадке стояли старшина Пятириков и наблюдатель солдат Рыжков.
— Я слушаю вас, — сказал Зубанов, ответив на приветствие старшины.
— Турки себя подозрительно ведут, товарищ лейтенант. Нужно, чтобы вы посмотрели.
Последние слова польстили Зубанозу. Пятириков был старше его на шесть лет, на заставе начал службу с рядового солдата, знал каждый кустик и камень вокруг и считался отличным службистом.
— А в чем дело? — спросил Зубанов.
— В одиннадцать двадцать две на юго-западной окраине турецкого селения, около кофейни, появился неизвестный человек, которого раньше на той стороне не замечали. Через три минуты поодаль от него стали собираться люди. Они размахивали руками и бросали в него палками и камнями. В одиннадцать тридцать неизвестный, преследуемый толпой, скрылся в переулке, напротив кофейни.
— И все? — спросил Зубанов.
— Пока все, — ответил Пятириков.
— И что же вы думаете?
Старшина пожал плечами:
— Да кто их знает… Все может быть.
Сказано это было просто, по-домашнему, и Зубанов недовольно поморщился.
Он огляделся. В голубоватой дымке таяли очертания гор на турецкой стороне. Прямо перед глазами, на ближних склонах зеленых холмов, были понатыканы дома турецкой половины села.
Зубанов прильнул к стереотрубе, нацеленной на кофейню. Увеличенная в несколько раз, она стояла неожиданно близко — обыкновенный дом с высокой верандой. Штукатурка в б многих местах облупилась, обнажая грязные ребра планок. На веранде разговаривали два человека, и было странно, что их так хорошо видно и совсем не слышно отсюда, словно это были глухонемые.
Зубанов пошарил стереотрубой, заглядывая в кривые улочки и огороды, но ничего подозрительного не заметил;
Улочки были пустынны, лишь кое-где у порога жилищ сидели женщины. Многие окна забиты досками или заткнуты тряпками. Из щелей валил дым: дома топились "по-черному".
Чужая жизнь начиналась в сотне шагов от Зубаноза, за узкой линией границы. Острое чувство любопытства и настороженности всегда охватывало его, когда он вот так наблюдал за той стороной.
Он оторвался от окуляров, выпрямился и тотчас же картина, открывавшаяся его взору, стала более наглядной, общей, будто он поднялся кверху и теперь мог наблюдать все в целом, сопоставляя и удивляясь еще больше.
Когда-то это было одно село, граница рассекала его на две половины. И разделяли их лишь хворостяной забор и лента контрольно-следовой полосы.
— Рядом, а совсем другая жизнь, товарищ старшина, — назидательно сказал Зубанов.
— Капитализм, — заметил Пятириков.
— Капитализм с остатками феодального уклада, — поправил Зубанов..
Старшина посмотрел на него удивленно.
— Опять бьют! — неожиданно сказал Рыжков, молча наблюдавший в стереотрубу.
— Где? — встрепенулся Зубанов.
Рыжков отступил, давая место лейтенанту, и в этот момент лицо его поразило Зубанова выражением страха и сострадания. Но то, что он увидел через увеличительные стекла, поразило еще больше. Человек, обхватив голову руками, стоял спиной к стене дома, а разъяренная толпа бросала в него палками и камнями. Человек не убегал, не защищался, он только низко наклонял голову, тесно прижавшись к стене, чтобы его не смогли ударить сзади.
— Что они, с ума посходили?
Пятириков и Рыжков молчали, стиснув зубы.
Вдруг человек выпрямился и в отчаянной решимости кинулся на толпу-, один против всех. Толпа шарахнулась, пропуская его, и он побежал по кривой улочке. Вскоре все скрылись за строениями. Только облачко пыли поднималось над тем местом, где шла погоня. Но вот и пыль улеглась.
— Как вы думаете, старшина, что все это означает? — спросил Зубанов, отрываясь от стереотрубы.
Пятириков снова пожал плечами. Он пристально следил за турецкой пограничной вышкой, на которой виднелся наблюдатель. Зубанов тоже посмотрел туда. Наблюдатель разглядывал их в бинокль, потом лениво прошелся по площадке. Это был здоровенный парень в матерчатой фуражке с длинным козырьком, форменной рубашке и брюках американского образца. Несуразно длинная винтовка стоймя торчала в дальнем углу площадки.
— Делает вид, что ему безразлично, — определил Зубанов. — Ждет, когда мы уйдем с вышки.
— Просто надоело смотреть- сказал Пятириков.
Зубанов промолчал. Ему было неприятно, что старшина отмалчивается или поправляет его. Но ощущение неприязни к турецкому аскеру не пропадало, и он сказал:
— Военнослужащий… Оружия при себе не держит.
— Они всегда так, — спокойно пояснил Пятириков и поправил на ремне пистолет.
Старшина не поддерживал разговора, и Зубанов сказал официально:
— Продолжайте наблюдение, Пятириков.
Старшина опять удивленно взглянул на него и прильнул к трубе.