Вообще никто не позавидовал бы вам, если бы этот галаган был вашим соседом. А «галаган» — это порода. Голенастые ноги и голая шея, без никакого кашне. Ничего себе красавиц; хоть людям на глаза не показывай! Но, знаете, — голос! Именно за это держит его баба Лизавета. Голос, как у Шаляпина. Это по наследству. Говорят, что прапрадед этого петуха тоже имел такой веселенький голосок, что, кукарекнув, насмерть перепугал священника Гавриила, когда тот ходил по селу с молитвой. Пришлось выливать переполох.
Вспугнув петуха и не дав ему допеть арию, хотели старики вернуться в дом, и тут, словно из–под земли, появились две бабоньки Бабарихи.
— Внученька приехала?
— Гостья дорогая??
— Пусть ее долюшка счастливой будет!
— Пусть здоровенькой будет!
Хоть в окошко хотят они взглянуть на гостью. (А кукушка на суку: ку–ку!)
Вокруг дома трусцой оббежали, к окошку прильнули, смотрят на кровать бабы Бабарихи, на ту кровать, где спит чучело.
— Что же это за хорошая девочка?
— Как маковочка!
— Как ягодка!
— Как ясочка полнолицая!
(А кукушка на суку: ку–ку!) Если бы чучело могло слышать эти комплименты, оно бы так зазналось, что ни подойти к нему, ни подступиться. (А кукушка на суку: ку–ку и кужу…)
— Кукушка кукует, годы считает, — вздыхает дед Галактион.
— Это — мне, — сказала, баба Бабариха, — да и много же как — в два десятка лет не соберешь.
— Нет, мне, — возразила Бабариха другая. — Мне, мои голубушки, мне!
— Нет, это мне кукует, — сказал дед Галактион, — я первый услышал. Недолго ей куковать. До петровки, а тогда, подавится кукушка мандрикой[2] из творога.
— Нет, дед, я буду осторожной, не подавлюсь, потому что это я — кукушка!
И слезла тут Олеся с груши, а дед Галактион посмотрел на всех и сказал:
— Старею.
И сказали Бабарихи «стареем», потому что не узнали они, что это не кукушка кукует, а шалит девчонка.
А пионеры уже идут, уже узнали и они, что приехала пионерка из города. А ее отец работает под водой и в какое угодно море спустится на глубину, и не боится он ни акул подводных, ни раков, а они же, эти морские раки, не такие, как в реке, а величиной с трактор «Интернационал».
Учитывая то, что наиболее интересная и важная вещь была у Проньки (подзорная труба), а это сразу придавало большое значение всему пионерскому отряду, дети решили, что именно он, Пронька, должен первым представиться городской пионерке и познакомить с ней всех других.
— Пронькин Сокол, — торжественно выступил он вперед, — а это моя труба!
— Подзорная труба! — исправили хором пионеры. — Будь готов!
— Хорошая труба, а я просто — Олеся Садовая, без трубы. Всегда готова! А это что за гусь?
— Гусак. Капитан Капитаныч, лучший в районе, а я — Евгешка Зуб. Гуся я вырастил. Факт.
— А ты чего так на меня смотришь?
— Я не на тебя смотрю, а на твою шишку на лбу. Я — Наталья Недригайло, а к гуле[3] надо холодную примочку.
— Не надо, пройдет… Это меня вчера какой–то хулиган в лесу ударил. Камнем. Я аж потеряла сознание. А когда пришла в себя, уже и платочка с пряниками не было. Тот хулиган, наверное, забрал. Я гостинец везла деду и бабе.
Евгешка неожиданно побледнел. Он догадался, кого вчера ударил. Только платочка он никакого не видел…
— Олеся, — вдохновенно сказал Кузька. — Я найду хулигана. Я такой следопыт, что найду. Евгешка, и ты мне поможешь. Вдвоем хулигана быстро найдем. Ладно, Евгешка?
Ситуация для Евгеши создалась мало благоприятная. Понятно, что ответил он Кузьке так, словно гречневую галушку съел.
— Умгу… Факт…
И, глотая эту галушку, он подумал: «Как хорошо, что она (не галушка, а Олеся!) не узнала меня. Так вот какая эта Явдошка Ковалишина…»
Вчера вечером, бездумно швырнув в Олесю камень, Евгешка бросился бежать. Только поздно ночью он прибежал домой. У парня ужасно разболелся живот. Возможно, что причиной этому было волнение, пережитое в лесу. Парень стонал и корчился. Отец был где–то в колхозе на дежурстве, мать испугалась. Как помочь беде? Больница за десять километров, в районе.
— Может, ты что–то съел такое? — жаловалась мать.
Евгешка затаил свое приключение.
— Съел… Ой, съел… Сало…
— Много?
— Кусок… Нет, два…
— Ой горюшко!.. А еще?
— Шелковиц… Полведра…
— Вот беда, вот горе превеликое!..
— А еще воды выпил… Видимо, полное ведро…
— Горе мое, полное ведро! Ты с ума сошел?
Немедленно сюда вызвали Бабариху, которая быстро поставила диагноз: «Подсолнечница напала». Лечение несложное. Надо подсолнечницу «вылить». Бабариха положила в миску нож, кудель и воск, подожгла. Умерла кудель, воск зашипел. Нагретую миску приложили Евгешке к животу.