17 декабря. Новополоцк. Витебская область. Ассоциация многодетных семей Новополоцка отпраздновала свою первую годовщину. За прошедшие месяцы организация выросла с 13 семей до 160 семей, имеющих трех и более детей.
19 декабря. Анкара. Кабинет министров Турции принял решение признать все республики бывшего Советского Союза, объявившие о своей независимости.
20 декабря. Вашингтон. 46-я сессия Генеральной Ассамблеи ООН без голосования приняла резолюцию о международном сотрудничестве в деле изучения, смягчения и минимизации последствий катастрофы в Чернобыле.
30 декабря. Минск. Лидеры одиннадцати стран в Доме внешнеэкономических связей начали переговоры об укреплении СНГ.
XIX
Марина Сахута не любила праздничные дни. Даже в юности редко ходила на вечеринки — некогда было: старшая в большой семье — первая помощница родителей. А потом война — тоже было не до плясок, пряталась от немцев, чтобы не угнали в Германию. После войны платила за родителей налоги, страховку, приобретала младшим братьям учебники, штаны, резиновые сапоги на ноги. На праздники она просила главного врача, чтобы поставили дежурить ее: оплата двойная и занятие есть, не нужно ломать голову, как провести долгие праздничные дни.
Зато теперь ей так хотелось петь песни, плясать, принимать гостей, и еще было давнее желание, еще с самого детства — хоть раз наесться до отвала мороженого. Как-то она сказала об этом Бравусову, тот удивился.
— Ты что, сдетинилась?
Марина обиделась, чуть не заплакала. Бравусов дотумкал, что к чему, стал просить прощения:
— Милая моя, Маринка, не обижайся. Хвактически, ето все правильно. Ты ж никогда не натешилась етым мороженым. Только видела, как другие лакомятся. И про танцы ты как-то проговорилась. А я тогда — кусь себя за язык: мы ж с тобой, хвактически, ни разу не плясали в клубе. Ну, чтобы на вечеринке. И не слыхал я раньше, чтобы ты песню какую запела.
— Володечка, я ж и петь не умела. Слышала, как мать пела. Но ее песни забылись. Теперь учусь от радио. Слушаю и вслед повторяю.
Бравусов понял, почему некогда на юбилее Ивана Сыродоева она подзуживала соседок:
— Бабоньки, будет вам есть и пить. Давайте какую песню…
— Ну, так начинай, — зашумели женщины.
Но начать Марина не отважилась. Нашлись более смелые. А она охотно подтягивала. Подпевал, размахивая вилкой, словно дирижер, и Бравусов. Он любовался Мариной и его душа пела. А Марина раскраснелась, синие глаза, будто васильки во ржи, светились от радости. Как поздний цветок перед морозами, расцвела женщина на склоне горемычной, одинокой жизни.
Марина часто пела под радио, а иной раз на дворе бормотала себе под нос какую-то песенку, бывало, что и кружилась под музыку в танце, одна, когда Бравусова не было дома. У нее созрело огромное желание: каждый день делать праздником, радоваться каждому мгновению жизни. У нее было такое чувство, словно она второй раз родилась на свет. Стыдливость не позволяла ей раскрыться перед мужем, но он постепенно начал понимать свою вторую жену и как мог, как умел, способствовал ее настрою на радость.
— Хвактически, Маринка, ето правильно, — повторял он любимое присловье: — С радостью мы переживем радиацию. А если будем хныкать да плакать, то она доконает нас.
Бравусов радовался, что еще может приласкать жену, что с ней, Мариной, изведал неведомое прежде наслаждение от близости с любимой женщиной. А сколько у нее было ласки и нежности! Поутру, после ночи любви, Марина аж светилась от радости, пекла драники, Бравусов доставал бутылку тополевки — где-то вычитал, что очень полезна настойка водки на тополиных почках. Выпивала с десяток капель и Марина, а хозяин опрокидывал полную рюмку, с наслаждением повторял слова Якуба Коласа: «А нашча чарачку кульнуць усё адно што ў рай зірнуць…»
Марина не возражала, но сама полной рюмки не выпивала никогда, ни в каком застольи. Ущучивала и Бравусова, поскольку тот в компании частенько перебирал норму.
— Если будешь опрокидывать по полной рюмке, то и жена тебе вскоре не понадобится. Как и половина подушки. Будешь спать один. А как половину рюмки опрокинешь, так и про жену не забудешь.
Бравусову ущучивания жены были как мед на душу: значит, она хочет спать с ним, делить подушку. И он стал сдерживать себя в застольи, больше налегал на закусь, чем на выпивку. Жены начали ставить его в пример своим мужикам-выпивохам, не знающим никакой меры, готовым залиться водкой.