А еще подумалось: на его улице в райцентре нет ни единого фонаря, а тут такая светлынь! И хозяйка его квартиры Дарья Азарова сейчас уже спит, поскольку ложится в десять. Даже если мучается от бессонницы, так все равно света не включает, лежит, уткнув глаза в темный потолок, перебирает, словно лущеные орехи, события своей довольно долгой жизни.
В очередь на такси Андрей не пошел, лучше доехать на метро до Немиги, а там пройти пешком. Если бы приехал раньше, то, может, прошел бы пешком до своего дома: хотелось посмотреть на праздничный город, подмывало дать оценку нынешней власти. Невольно вспомнил, как в ноябре 1961 года приехал из Лобановки в столицу — вызвали в ЦК комсомола на утверждение, поскольку его тогда избрали комсомольским вожаком района. Голосовала за него на пленуме и деревенский комсорг Полина. Шел тогда Андрей от вокзала до ЦК пешком. Было сырое, туманное утро. В ту ночь снесли памятник Сталину, который величественно возвышался на Центральной площади.
В тот год Андрей женился, стал отцом. На то лето выпал их с Адой медовый месяц. Как мудро придумали люди! Медовый месяц был у них настоящий. Врезались в память жаркие ночи на пахучем сене на всю жизнь. Потом такой первородной радости уже не было: заботы, хлопоты, рождение детей, бесконечные совещания и заседания, лекции и доклады не отпускали в мыслях даже во время отдыха.
Эти воспоминания промелькнули, когда Андрей стоял на ярко освещенной станции метро в ожидании поезда. Метро он оценил, когда лишился персональной «Волги». Запрет «монолитной и могучей» КПСС, а потом распад Союза — эти события бывший обкомовский идеолог еще до сих пор не мог осознать и осмыслить… Чернобыль переиначил жизнь трети Беларуси, особенно жителей зоны, отселенных деревень. Распад КПСС и Советского Союза переиначил, а то и сломал судьбы миллионов людей.
В радиационной зоне жизнь катилась извечным порядком, но невидимая радиация, словно непреодолимая запруда, повернула жизненное течение в другое русло. И судьбе Андрея Сахуты пришлось сделать крутой вираж, при котором он чуть не выпал «в осадок», как говорит сын Денис. Однако не сломался, выстоял, имеет работу, ответственную должность, имеет перспективу снова вернуться в столицу.
Добрался домой довольно быстро. Перед своим подъездом приостановился, взглянул на окна квартиры: ярко светилось окно кухни, мягко, уютно — лоджия, на которую выходили двери спальни. «Наверное, Надя на кухне, а жена читает или смотрит телевизор», — подумал он. Открыл двери своим ключом, тихо вошел, поставил чемодан. Из кухни вышла Ада в пестром халате. Этот халатик он подарил когда-то ей в день рождения. Ада утеплила халат шерстяным платком и зимой любила надевать его. А сегодня, может быть, надела нарочно. Обнялись, поцеловались. Андрей почувствовал знакомый запах жениных волос, и желание близости сразу овладело им.
— Ну, как доехал? Я уже заждалась, — Ада снова приникла к нему, снова поцеловались.
— Да, действительно ехал долго. Поезд полз, как сонный. И только в пригородной зоне прибавил хода. А то останавливался у каждого столба. Надя, Толик спят? Как у них? Все хорошо? Поправился малыш?
— Немного кашляет. Температура нормальная. А я варю холодец. Боюсь, застынет ли. Ну, мой руки. Будем ужинать. А может, душ примешь?
— Да, лучше душ. Но я быстро.
В ванной комнате приятно пахло медовым шампунем, витал тонкий аромат парфюмерии. Эх, сейчас бы полежать с полчаса в теплой воде, вспененной шампунем, потешить грешное тело! Но понимал, что поздно уже, Ада ждала, и ему хотелось любви. Поэтому нырнул под теплый душ. Невольно подумал: и в лесничестве, и теперь в райцентре не имеет ни теплого душа, ни теплого клозета, не говоря о ванной или метро. Не удивительно, что молодежь «тянется» в город. Да и не только молодежь. Если б имел человек приличный надел, свой дом со всеми удобствами, так зачем ему клетка-квартира в городской многоэтажке? Но такое, верно, будет у нас очень нескоро. Хоть он слышал, что в последнее время вокруг Минска закипело строительство коттеджей, банки выдают льготные кредиты, только стройся. Это экономический подрыв идеологии социализма: человек, имеющий трехэтажный коттедж, в коммунизм не поверит и ждать его прихода не пожелает, и все будет делать, чтобы равенство и братство не пустить на порог.