На троллейбусной остановке стояли два парня под бело-красно-белым флагом. К ним прицепился старик в очках: укоряет — мало вам, что ли, государственного флага, зачем фашистский? «Правильно делают ребята, — сказал я. — Это наш национальный флаг. Ему семьсот лет. Это наша история». Парни заулыбались, расцвели. А старик смолк, как жабу проглотил. В троллейбусе разговорились. Ребята учатся в радиотехническом институте. У одного на лацкане куртки красивый значок «Світанак», а у второго — маленький полосатый бело-красно-белый флажок.
По-моему, митинг удался, произведет он хорошую подвижку в нашем пробуждении и Возрождении.
Вечером поднялась метель, но на завтра синоптики обещают плюс шесть, а на Брестчине — до девяти. Вот тебе и февраль! Не митингующие ли своим разгоряченным дыханием согрели природу?
Деталь, о которой чуть не забыл. Перед митингом по стадиону медленно проехали четыре большущие фуры Минского автозавода. Мол, видите, чего достигла советская Беларусь! А может, другой подтекст: самых горячих можем запихнуть в чрево этих машин, места хватит…
Петро перечитал страницы дневника и снова поймал себя на мысли: если бы не записывал, то многое забылось бы, осталось бы одно общее впечатление: было полно людей и был душевный порыв. Листал свой кондуит дальше и увидел дату, обведенную красным фломастером.
26 января. 1990 г. Светлый день! Наконец принят Закон о государственности белорусского языка. Теперь постепенно, спокойно, без шума и гама надо работать. Должна возродиться Беларусь. Год назад на митинге 19 февраля я впервые увидел плакат «Беларускай мове — дзяржаўнасць!» Тогда даже не верилось, что это будет. Помогли соседи — и литовцы, и украинцы приняли уже законы о языке. Поэтому нашим партбюрократам некуда было отступать, хоть в минской «Вечерке», по радио и телевидению звучали выступления типа: я белорус или белоруска, «говорю по-русски и белорусский язык мне не нужен». Наверное, звучали такие голоса и на сессии Верховного Совета. Вице-премьер Нина Мазай сделала интересный, обстоятельный доклад, произношение у нее естественное, голос приятный, громкий. Любо-дорого слушать!
Да, 26 января — светлый день календаря. Но есть же и другая дата: 26 апреля 1986-го — чернобыльская авария. Между этими датами уже почти четыре года. Чернобыль накрыл смертоносным черным крылом и мои родные Хатыничи.
А на дворе теплынь неслыханная: плюс шесть! И солнышко светит. Ласковый день. В природе потеплело, а в людских душах — холодрыга, злоба и ненависть. Азербайджан с Арменией никак не могут помириться, Грузия с Абхазией воюют, Молдавия с Приднестровьем бодаются, в Таджикистане гибнут люди. И в других странах нет покоя и лада. Поздними вечерами слушаю голоса «забугорные». Радио объединяет со всем миром, таким противоречивым, таким маленьким и таким большим. Разнообразным и единым в своей трагичности.
15 марта. Четверг. Впервые вчера услышал серьезную, аргументированную критику Горбачева: непоследовательность, бросается из одной стороны в другую, за неудачную антиалкогольную кампанию, подорвавшую экономику страны, за межнациональные конфликты, порочение армии. И критиковал генсека депутат-коммунист из Кузбасса. Он отметил, что писал в ЦК КПСС в 1985 году, высказывал тогда критические замечания. Еще три оратора щипали Горбачева. Было предложение избрать президентом Бакатина. Он дважды выступал, отказывался. Да что они там — сдурели? Нашли деятеля! Собчак облил грязью премьера Рыжкова, других членов правительства — сделано сознательно, чтобы выбить Рыжкова из претендентов. Он испугался, снял свою кандидатуру. И остался Горбачев один. Снова выборы без выбора.
Что будет дальше? Очень острая ситуация в стране. Самое тяжелое время переживаем. Одну систему рушим, хоть она и упирается. Создаем другую. А лучшую ли?
Пишу на работе. Никто меня не беспокоит, программа забита официальными передачами, все смотрят заседания съезда Советов. Это бесплатная «шпектакля». Не оторваться. Горбачевская гласность в действии. Он ее породил, она его и погубит.
Надоел телевизор, слушаю трансляцию по радио, поскольку сценарии надо читать. Заседание съезда назначено на десять. Испуганный комментатор говорит, что уже шесть минут одиннадцатого, а президиума нет. Может, не набрал Горбачев нужного количества голосов? Или завалили его в конце концов? В десять ноль восемь появляется. Все-таки прошел — набрал 59 с чем-то процентов. Может, схимичили? У нас это умеют.