— Не бойтесь, я пойду и принесу все, что вам нужно.
— Никто не должен знать, — с трудом произнес он. Глаза его были полны тревоги.
— Никто не узнает. Я приду одна.
Она знала, что не должна опаздывать, дабы избежать нежелательных расспросов. Но, к счастью, у нее еще было время. Обратно к дому Джуно неслась кратчайшей дорогой через поля. Девушка быстро поднялась в свою комнату, взяла там клетчатый плед, кое-какие лекарства, мазь для заживления ран и несколько старых носовых платков, чтобы использовать их для перевязки, потом спустилась на кухню. Ей повезло, что Гвенни была уже там.
— Я решила позавтракать на берегу, — весело сказала Изабелла.
Служанка, привыкшая к причудам Изабеллы, принесла ей в небольшом закрытом бидончике молоко, свежее масло, сливочный сыр и яблоко. При определенном везении Изабелла могла бы успеть съездить туда и обратно до того, как появится мистер Крейн. А не то он непременно заметит пустое стойло Джуно.
Бет, гревшаяся во дворе на раннем утреннем солнышке, вскочила и побежала за ней. Бет была пастушьей собакой, но боялась овец. Ее мать считалась самой преданной спутницей пастухов. Барти любил повторять, что она могла бы выполнять его работу так же хорошо, как он сам, если не лучше. Например, перегонять овец с одного поля на другое или откапывать этих глупых животных из-под снега, когда те отбивались от стада. Но стоило овце повернуться к черно-белой, с шелковистой шерстью красавице Бет и заблеять, как собака поджимала хвост и убегала.
— Никчемная чертова сука, — жаловался Барти мистеру Форесту. — Она ест даром свой хлеб. Надо от нее избавиться. Будущее Бет висело на волоске до тех пор, пока двое мужчин с суровыми лицами не поддались страстным мольбам Изабеллы. Благодаря этому Бет осталась живой. Она очень быстро научилась затаиваться, когда в доме находился сэр Джошуа, но в его отсутствие ее тайком подкармливала Гвенни, а по черной лестнице она могла пробраться к спальне спасительницы и попытаться по-своему, по-собачьи, доказать свою преданность.
Изабелла позвала ее за собой и осторожно пробралась к лачуге, хотя в этот утренний час галечный берег был еще пуст. Далеко отсюда, у маяка, играли с полдюжины ребятишек. Они убегали от волн, накатывавшихся на берег. Она привязала вожжи к столбику, оставшемуся от исчезнувших ворот, приказала Бет сидеть рядом и, быстро осмотревшись, вошла в лачугу.
Незнакомец вытянулся на ложе из соломы и хвороста. Он снял разорванную рубашку и лежал сейчас так тихо, что девушка с испугом подумала, что он умер. Потом она увидела, что грудь его поднимается и опадает, и поняла: он заснул, крепко заснул, измученный, вероятно, долгой борьбой с морскими волнами. Изабелла опустилась на колени рядом с ним, легонько отерла кровь с его лица и осмотрела рану под густыми черными волосами. Кровь еще сочилась из глубокой ссадины. Девушка наложила немного мази, которую принесла с собой, потом приподняла его голову, чтобы перевязать. Незнакомец пошевелился и что-то пробормотал во сне.
У него было красивое, продолговатой формы лицо с изогнутыми черными бровями и прекрасно очерченным ртом. Она слегка дотронулась до его губ пальцем. Дрожь прошла по его телу, и Изабелла быстро отпрянула назад. Ей пришло в голову, что лежа здесь в мокрых бриджах, он может простудиться, и начнется жар, но она не решалась будить его и нарушать целительный сон.
Изабелла постояла в нерешительности, потом вдруг приняла решение. Осторожно расстегнула ремень и медленно сняла рваные бриджи. Она заметила, что на одной ноге был сильный ушиб и припухлость. Когда девушка дотронулась до лодыжки, незнакомец вздрогнул и беспокойно задвигал головой. Прежде она никогда не видела обнаженного мужчину и теперь, как зачарованная, смотрела на длинное, тонкое, но мускулистое тело, чувствуя себя неловко, будто вторгалась во что-то запретное. Щеки ее густо покраснели. Она взяла принесенный с собою плед и, накрыв им незнакомца, подоткнула его со всех сторон. Одно было ясно: загорелый незнакомец не был ни моряком, ни крестьянином. Узкая кисть свесившейся руки была красивой формы — свидетельство того, что никаким ремеслом он не занимался. В карманах не оказалось ничего, что могло бы рассказать о том, кто он, откуда и как оказался в этом унылом месте.