— Моя честь не продается. Кровь — единственная плата, которую я могу принять.
Наг нахмурился, явно обдумывая свои дальнейшие действия. Эристор не стал ждать. На мгновение его лицо сделалось каким-то отрешенным, мышцы рук напряглись, раздался отвратительный хруст, и тело Али с неестественно вывернутой шеей упало к ногам Эристора. Он отступил от него и замер, высокомерно вскинув голову. Гибкая фигурка юноши скользнула к распростертому на песке чернокожему гиганту — только узкий извилистый след остался на песке.
— Мертв, — прозвучал его негромкий мелодичный голос, подтверждая то, что было и так очевидно всем.
Сказав это, мальчишка-наг обернулся, и Эристор опять встретился с его темными живыми глазами. И вот тут уж никаких сомнений не возникло: этот почти влюбленный, восторженный взгляд заставил Эристора вздрогнуть. Он испытал острое желание отвернуться, но сдержался и продолжал смотреть юноше в лицо. Мгновенная, едва заметная улыбка мелькнула в глубине темных очей, и молодой наг, грациозно изгибаясь стремительно направился к своему господину. Нежно прильнув к плечу Ссаида и обхватив своим темным, почти черным, но куда более изящным и тонким хвостом его хвост, он что-то горячо зашептал шейху в ухо. Тот слушал, и жесткие складки постепенно разглаживались на его лице.
— Поединок был честным, — наконец невозмутимо проговорил Ссаид. — Али своей жизнью искупил нанесенное оскорбление. Не будем больше возвращаться к этому.
Бошшаэтдин развернулся и уполз в свой шатер, по-прежнему обнимая одной рукой гибкий стан своего любовника, а Эристор внезапно почувствовал, что ноги не держат его. Он доплелся до своего плаща, расстеленного на песке, и почти рухнул на него, слабой улыбкой отвечая на приглушенные поздравления, которыми его осыпали гребцы-наемники.
Утром Эристор вновь занял свое место у весла. Стражники шейха по-прежнему не беспокоили его, зато рабы смотрели с испугом и уважением.
— Кто ты такой, парень? — вздернув брови, немедленно поинтересовался Питер.
— То есть? — не понял Эристор, утомленный беспокойной ночью — он все время ждал нападения и до самого утра не позволял себе заснуть, при этом невольно прислушиваясь к шорохам и тихим сладострастным стонам, которые неслись из шатра шейха.
— Не каждый сможет убить голыми руками орка. И после ко всему еще и выйти сухим из воды. Ты, часом, не из легендарной свиты истинного короля лесных Ангрода?
— Если я скажу, что да, ты мне поверишь?
— Ну нет! — рассмеялся Питер.
— Тогда и не спрашивай ни о чем.
— Говорят, за тебя хлопотал мальчишка — любовник шейха…
— Оставь!
— Да ты, никак, покраснел!
— Питер! — взревел Эристор так громко, что к ним обернулись, а из шатра встревожено выглянул юный наложник Ссаида Бошшаэтдина.
Несносный плут глумливо захихикал, а Эристор понял, что ему лучше молчать, чтобы не навлечь на себя новую серию шуточек. В остальном день прошел тихо и мирно. Аххмет, новый надсмотрщик-наг, которого назначил Ссаид, то ли еще не вошел в свою роль, то ли просто был не столь кровожаден, но больше покрикивал, чем орудовал плетью. Изредка Эристор ловил быстрые, как выстрелы, взгляды из шатра — мальчик Бошшаэтдина не оставлял его своим вниманием.
— Откуда это только берется? — не удержавшись, проворчал Эристор.
— Ты о чем?
— О мужеложстве…
— А! Говорят, сладко. Не хуже, чем с бабой, и спиногрызов не наплодишь, — Питер опять захихикал. — Вот наш господин, например. Поступил он на службу к своему нагскому владыке… Как его?
— Вечноживущий, наипрекраснейший и наисветлейший аватар Небесного полоза на земле шах Аль-Хабиру, — мрачно подсказал Эристор.
— Во-от, — подтвердил Питер. — А у них закон: поступил на службу к этому самому Хабиру, должен был дать обет не касаться нагайны все то время, что состоит при деле. Разве ж такое осилить? Вот он и приблизил к себе Олисса… А потом, видно, понравилось… Да и мальчишка, как уже говорил тебе, умен и хитер не по годам — так и вьется вокруг, так и стелется, а сам крепко держит.
Становилось холоднее, и этим вечером рабам разрешили покинуть галеру с тем, чтобы они тоже могли ночью греться у костров. Так получилось, что вольнонаемным гребцам и на этот раз пришлось расположиться совсем недалеко от шатра, который был раскинут для шейха.
И Эристор, проснувшись среди ночи, опять лежал и слушал тихие, полные томления стоны, игривые вскрики, шлепки и сухой шелест, с которым чешуйчатые хвосты Ссаида Бошшаэтдина и его юного любовника терлись друг о друга, сплетаясь. Эристор заснул под эти сладострастные звуки, и ему снились странные, будоражащие сны, в которых он занимался любовью с нагами, испытывая стыд и сладость запретного плода одновременно. Потом вдруг, как это бывает только во сне, нагов сменила Тир, он бросился к ней, но она, смеясь, ускользала. Наконец, он все же схватил ее, срывая одежду… и с ужасом обнаружил под ней гибкое тело эльфийки, плавно переходящее в чешуйчатый хвост…